Рабы Парижа
Шрифт:
Маскаро понял, что дальнейшие разговоры на эту тему будут бесполезны, и потому заговорил о другом.
— Вот к чему ведет ваше идеальное воспитание, — сказал он. — Вы должны иметь какое-нибудь дело и получить его безотлагательно. Вы мне понравились. Не было еще случая, чтобы мои друзья не находили себе достойного места в жизни. Скажите, а что если бы я вам предложил место хотя бы на двенадцать тысяч франков в год?
Такого рода цифра показалась Полю даже устрашающей. Он был еще под влиянием только что испытанного унижения и невольно подумал, что господин Маскаро просто потешается над ним.
— С
Маскаро стоило добрых четверть часа, чтобы убедить своего ученика в серьезности своих слов. Возможно, его красноречие и пропало бы даром, если бы он не догадался материализовать его. Он отправился к своему бюро, достал из него банковский билет и небрежно протянул Полю.
Бедняга, как ужаленный, вначале оттолкнул билет, но ему ли было устоять против столь сильной аргументации? Как ни велики были его трепет и ужас, однако он поинтересовался, что же ему следует исполнять за столь громадное вознаграждение и хватит ли у него на это сил.
— Э, пустяки! Разве предложил бы я вам то, чего вы не в состоянии выполнить, — весьма разумно заметил достойный основатель конторы по найму. — И потому не стоит волноваться. Если бы я не спешил сейчас по другому, более важному делу, я бы сегодня же объяснил вам, в чем будут заключаться ваши обязанности. Поэтому я прошу вас подождать до завтра. Завтра будьте снова здесь между двенадцатью и часом пополудни.
Взволнованный, Поль поднялся со своего места.
— Еще одно слово, — удержал его почтенный господин, — вам нельзя больше оставаться в вашем отеле "Перу". Ищите себе немедленно комнату в здешнем квартале, и, как только найдете, сейчас же сообщите мне адрес. А теперь — до свидания. Сумейте быть твердым и в случае необходимости переносить удары судьбы.
Минуты две Маскаро простоял у своего бюро, прислушиваясь к удаляющимся шагам Поля. Потом он подошел к стеклянной двери, ведущей во внутренние комнаты и, отворив ее, крикнул:
— Ортебиз! Ты можешь войти!
В тот же миг вошел человек, который бросился в кресло, стоявшее перед камином.
— Бр-р-р! — произнес он, — ноги у меня до того закоченели, что можно было бы их отрезать и я бы не почувствовал! Твоя комната — настоящий погреб, мой дружище. В другой раз изволь распорядиться, чтобы в ней был разведен огонь.
Но Маскаро был всецело занят своими мыслями.
— Ты все слышал? — спросил он.
— Разумеется! Все видел и слышал.
— Ну, и какого же ты мнения об этом болване?
— А такого, что вы с Тантеном ловкие люди! Этот молодчик под вашим руководством далеко пойдет!
Доктор Ортебиз, свой человек при агентстве, был весьма близок к Маскаро и относился к нему с дружеской фамильярностью, называя его запросто уменьшительным именем "Батистен", несмотря на то, что этому Батистену давно уже стукнуло шестьдесят лет. Сам же Ортебиз утверждал, что ему сорок пять, впрочем, не без оснований. На вид ему нельзя было дать и этих лет: он был крепок, здоров, сохранил все волосы, даже без малейшей проседи, Живой юношеский взгляд.
Человек с прекрасными светскими
В душе он был большой эпикуреец, но скрывал это. Для окружающих он был просто врачом и ученым.
Очевидно было и то, что, никогда не будучи тружеником, он всегда умел срывать для себя всевозможные цветы удовольствий.
Так, например, несколько лет назад он некоторое время был совсем без практики. И тогда, недолго раздумывая, изменил свою специальность и объявил себя гомеопатом. И даже стал издавать журнал, хотя журнал этот скончался ровно на пятом номере своего существования, вызвав только смех в образованном мире. Впрочем, он и тут не растерялся, начав смеяться злее и беспощаднее, чем другие, обнаруживая в себе задатки философа.
Короче, доктор Ортебиз ни к чему не относился всерьез и с уважением.
Но в эту минуту Маскаро, отлично знавший эту его манеру обращения, все-таки был несколько обижен его легкомысленным тоном.
— Если я тебе писал и просил прийти сегодня утром затем, чтобы ты, спрятавшись в моей комнате…
— Там окончательно замёрз! — подхватил, как ни в чем не бывало, доктор.
— Мы затеваем сейчас громадное дело, Ортебиз, громадное… В случае неудачи его последствия могут быть для нас весьма опасны… Ты должен принять участие в этой игре…
— Ну, что ж, я, разумеется, всегда и везде с тобой… Зажмурив глаза, иду на все, ты хорошо знаешь… Раз ты берешься, значит, дело верное. Ты ведь не такой человек, чтобы проигрывать…
— Ты прав. И все-таки в этом деле есть шансы на проигрыш…
Доктор перебил своего приятеля, молча указав ему на маленький золотой медальон, висевший у него на часовой цепочке. Этот жест, видимо, не понравился Маскаро.
— Что ты мне все тычешь в глаза свою побрякушку, — гневно бросил он, — разве я без тебя не знаю, что всегда могу отравиться тем, что ты в нем таскаешь? Нечего сказать — хороша предосторожность! Я думаю, лучше было бы с твоей стороны вместо этой глупости дать мне какой-нибудь дельный совет!
В ответ на это доктор с улыбкой развалился в кресле, подобно какому-нибудь средневековому барону, приготовившемуся держать речь перед своими вассалами.
— Ну, что ж, если тебе так вдруг захотелось мудрых советов, то было бы лучше вместо меня пригласить нашего общего друга Катена. В таких делах он больше меня смыслит, как адвокат и стряпчий.
Имя Катена настолько возмутило Маскаро, что он в бешенстве сорвал с себя свою греческую шапочку и забросил ее куда-то в угол за бюро.
— И ты, Ортебиз, всерьез позволяешь себе говорить мне подобные вещи?
— А почему бы и нет?
Достойный директор конторы даже сорвал с носа очки. Он хотел поближе рассмотреть своего друга — до того невероятным показалось ему сделанное предложение.
— Ну, и что же тут удивительного? — вел свое доктор, — месяца два, как он перестал бывать даже у Мартена-Ригала…
— Ах, перестань! Твои шутки более, чем странны… Вспомни, как поступил с нами этот человек, которому мы помогли сделать карьеру. Теперь он богач, хотя и тщательно скрывает это!
— Ты думаешь?