Рабы Парижа
Шрифт:
Даже само имя его — "Маскаро" — звучало в этих стенах, как уличная брань пьяницы в комнате молодой невинной девушки.
Когда Маскаро появился в библиотеке, граф Мюсидан приподнял голову. Отложив газету и надев пенсне, он с глубочайшим изумлением стал разглядывать неизвестно откуда взявшегося незнакомого человека, бормотавшего на ходу какие-то бессвязные извинения, которые, разумеется, ничего не поясняли.
Приподнявшись в кресле, граф произнес:
— Кто вам нужен, милостивый государь?
— Господин граф, прошу покорно извинить меня, что я, не будучи представлен, осмелился…
Резким движением головы граф оборвал дальнейшие извинения.
— А вот погодите! — произнес он, резко дергая шнурок сонетки.
Маскаро решил пока не реагировать, и стоял посередине библиотеки, пока минут через пять не явился слуга.
— Флористан, — довольно мягко произнес граф, — в первый раз за все время службы вы позволили себе впустить ко мне незнакомого человека. Если это повторится, считайте себя от службы в моем доме свободным.
— Смею заверить, ваша светлость…
— Вы, надеюсь, не сговорились?
В это время Маскаро изучал графа с внимательностью игрока, поставившего последнюю карту.
Граф Октавий Мюсидан нимало не походил на портрет, незадолго до того описанный Флористаном.
В это время ему едва минуло пятьдесят лет, но на вид он казался весьма старше. Среднего роста, сухощавый, лысоватый, с седыми бакенбардами. Глубокие морщины, изрезавшие его сухое лицо с беспокойным выражением глаз, выдавали в нем человека, подверженного глубоким страстям, испытавшего много страданий. Общее выражение его лица было даже скорбным, как бы говоря окружающим, что этот человек уже испил до дна свою горькую чашу страданий и теперь помышляет только о покое в затянувшейся, с его точки зрения, жизни.
Он весьма походил на английских лордов, которые живут не ради жизни вообще, а ради исполняемых ими общественных обязанностей.
Флористан, разумеется, тотчас же исчез, а граф, повернувшись к вошедшему, произнес:
— Извольте объяснить, милостивый государь…
Маскаро, за свою жизнь побывавший в различных положениях, еще никогда не был столь откровенно плохо принят. Его залила волна злости.
"Посмотрим, как тебе дальше удастся сохранять свое спокойствие и важность, жалкий аристократишка", — подумал он про себя.
Сохраняя униженную позу, он пролепетал:
— Конечно, ваша светлость меня не знает, но фамилия вам моя теперь известна, а что касается моего положения в обществе, то я имею контору частных сделок и комиссионерства…
— А, так вы комиссионер, — заметил граф с оттенком скуки в голосе, — вероятно, мои кредиторы распорядились прислать вас ко мне? Но, послушайте, господин… господин…
— Маскаро. ваша светлость, — подсказал тот.
— Маскаро?… Послушайте, господин Маскаро, ведь это же глупо с их стороны; я всегда в срок плачу по своим векселям, ведь это им известно, как и то, насколько я обеспечен. И если я иногда и прибегаю к займам, то только потому, что все мое состояние — земля, доходы с которой иногда задерживаются. Если бы мне потребовался серьезный кредит, то любой торговый дом в Европе счастлив был бы оказать мне эту услугу. Передайте это тем, кто послал вас сюда!
— Прошу прощения, ваша светлость, но я вовсе…
— Какое еще там "но"?…
— Позвольте мне…
— Знаете что? Не рассчитывайте ни на что, заранее предупреждаю, все будет бесполезно! Могу вам сообщить, что в тот день, как моя дочь выйдет замуж за барона Брюле-Фаверлея, я закрываю все свои дела. Я все сказал, милостивый государь.
Это "я все сказал" было так выразительно, что равнялось тому, как если бы граф просто сказал — "убирайтесь".
Маскаро, однако, не трогался с места.
— По поводу этого брака я и нахожусь тут, — заявил он решительно.
Мюсидану показалось, что он ослышался.
— Что вы сказали? — переспросил он.
— Я сказал, что прислан к вам именно по делу о браке вашей дочери и барона Брюле-Фаверлея, — твердо повторил Маскаро.
Услышав это из уст какого-то комиссионера, граф покраснел от злости и отвращения.
— Вон! — произнес он, задыхаясь.
Такого оборота дела Маскаро не предполагал.
— Не думайте, ваша светлость, что я обеспокоил бы вас из-за пустяков. Дело в том, что этот брак грозит многими неприятными последствиями всему вашему семейству.
— А, так вы решили все-таки остаться! — вскричал граф, пытаясь дотянуться до шнура звонка.
— Не вздумайте звонить, — быстро предупредил Маскаро, — вы можете поплатиться жизнью!
Эта угроза окончательно вывела графа из себя. Схватив трость, стоявшую возле камина, он кинулся к Маскаро.
— Остановитесь, граф, вспомните о Монлуи… — произнес плут, даже не моргнув. В эту минуту он вспомнил слова Ортебиза: "Будь покоен, у меня есть средство обуздать его".
Слова эти произвели магическое действие. Граф побледнел, трость выпала у него из рук.
— Монлуи! Монлуи… — бормотал он, словно в бреду.
А Маскаро, насладившись произведенным эффектом, тихо произнес:
— Будьте уверены, ваша светлость, что только опасения за вашу семью вынудили меня прибегнуть к столь крайнему средству, вызвавшему у вас столь тяжелые воспоминания…
Мюсидан вряд ли был в состоянии расслышать эту тираду. Шатаясь, он опустился в кресло.
— Конечно, я не должен был вызывать в вас эти воспоминания о несчастном эпизоде, но прошу вас, будьте снисходительны ко мне. Я, правда, занимаюсь мелкими делами разной швали, но, поймите, я глубоко презираю их интересы и мелочные заботы…
Усилием воли граф придал своему лицу выражение спокойствия.
— Милостивый государь, — проговорил он тоном, которому тщетно старался придать оттенок равнодушия, — вы намекаете на тот несчастный случай, который приключился со мной на охоте, когда я нечаянно выстрелил в своего секретаря, но следствие пришло к выводу о полной моей невиновности, так как несчастный молодой человек сам подставился под мой выстрел.
В ответ на это Маскаро иронично улыбнулся.
— Тем, кто меня послал, граф, известны все подробности следствия. Три весьма важных лица поручились за вас, дав друг другу клятву вечно молчать об этом.