Рабы Парижа
Шрифт:
— Вы говорите: Жорж Круазеноа? Нет, при всем желании не могу припомнить…
— Это тот самый Круазеноа, графиня, у которого есть брат Генрих, а его вы не можете не знать, так как я сам видел его танцующим на балу с мадемуазель Сабиной.
— Ах, да, теперь я точно что-то припоминаю…
— История с Жоржем Круазеноа в свое время наделала много шума и чуть было не привела к смене кабинета министров. С тех пор прошло уже больше двадцати лет…
— Что-то подобное я припоминаю…
— В последний раз перед исчезновением его видели в одной из парижских кофеен обедающим в кругу
— Почему же они так решили?
— Да просто потому, что он был одет изысканнее, чем обычно. Впрочем, это уже не важно. Важно другое — с тех пор его никто никогда не встречал… Дня три это казалось весьма странным, но через неделю забеспокоились…
— Послушайте, доктор, к чему эти воспоминания, нельзя ли о деле?
— Извольте. Друзья Круазеноа начали его поиски, заявили даже в полицию. На ноги подняли всю префектуру. Первое, что пришло в голову, — самоубийство. Но его дела были в порядке, он был весел, богат… Так что мысль о самоубийстве сменилась мыслью о преступлении. Однако все поиски ничего не дали. Круазеноа исчез, как исчезают сказочные герои…
Графиня подавила нервный зевок, а доктор продолжал:
— Но в одно прекрасное утро один из его друзей вдруг получает письмо из Каира, в котором Жорж его уверяет, что, бросив парижскую жизнь, он решил заняться научными изысканиями в Африке. Разумеется, письму этому никто не поверил, хотя бы потому, что все знали: у Жоржа с собой не было денег, а со счетов ничего не снималось. Разумеется, немедленно были посланы в Каир сыщики, но никаких следов таинственного беглеца и там обнаружено не было. До сих пор…
Доктор нарочно говорил медленно, но графиня застыла словно бронзовое изваяние.
— Ну и чем это все кончилось? — небрежным тоном спросила она.
Прежде, чем ответить на этот вопрос, Ортебиз постарался поймать взгляд графини и, когда ему это удалось, сказал:
— Вчера поутру ко мне зашел один человек, который заявляет, что знает настоящую причину исчезновения маркиза.
Однако графиня упорно не желала замечать намеков доктора. Заливаясь смехом, она отвечала:
— Вы рассказываете какие-то удивительные вещи, друг мой! Ваш знакомый через меня хочет узнать, где находится маркиз? Увы, я так же, как и все остальные, не имею никакого понятия об этом! По-моему, если полиция отказалась от этого дела, лучше всего вам направиться к гадалке, — насмешливо закончила графиня.
— Ну, что ж, — произнес Ортебиз с видом человека, свалившего с себя тяжелую ношу, — в таком случае я рад, что для вас и для меня тоже все так благополучно завершилось.
— Прекрасно. Но мне все-таки хотелось бы знать, кто этот дерзкий негодяй, который смеет каким-то образом связывать мое имя с этой непонятной историей?
— Зачем вам это? — грустно спросил Ортебиз, — ведь он, видимо, посмеялся не над вами, а надо мной. Я рисковал навсегда лишиться вашего расположения. Но, если бы вы захотели, графиня, я готов даже подать в суд на него…
— Ну, об этом следовало бы еще хорошенько
— Вы, графиня?! Нет, этого не может быть! Он слишком далек от вас, это старик, служащий привратником в церкви, я как-то лечил его. Зовут его — Тантен.
— Тантен?
— Да, надо думать, что скорее это и не имя даже, а так, прозвище, данное ему в насмешку, ибо этот старикашка являет собой сочетание самой страшной нищеты в сочетании с философией цинизма. Я подумал, а не служит ли он орудием в чьих-то руках?
В ответ на это графиня заметила, что доктор — трус и легковерен, как ребенок.
— Вы наговорили мне столько угроз, столь ясно намекали на какие-то неопровержимые доказательства, обвиняющие меня…
— Простите, графиня, но все это со слов старого Тантена, — перебил ее Ортебиз, опуская голову, — он прямо сказал мне: "Графиня Мюсидан знает судьбу маркиза Жоржа, что явствует из писем, которые она получала, как от самого маркиза, так и от герцога Шандоса".
На этот раз стрела попала в цель.
— Из писем, которые я получала? Кто читал мои письма? — взгляд ее помутнел, губы дрожали.
— Все тот же проклятый Тантен, — вроде бы испуганно, отвечал Ортебиз со слезами на глазах, — он говорит, что эти письма находятся в его руках.
— О, Боже! — и графиня стремительно кинулась из гостиной.
— М-да, рыбка клюнула, — еле слышно проговорил Ортебиз, подойдя к окну и барабаня пальцами по стеклу. — Ну, Маскаро! Сколько пользы мог бы он принести людям, займись чем-нибудь полезным! Такова наша судьба. Двадцать пять лет подобной жизни… Нет, редко, конечно, но выдаются дни, когда мне кажется, что я плачу слишком дорогую цену за свой комфорт, не говоря уже о том…
При этом он задумчиво вертел в руках свой золотой медальон.
— Не говоря уже о том, что в один, далеко не прекрасный день, все наши дела могут открыться и что за конец ожидает нас тогда…
Тут в гостиную опять вошла графиня.
— У меня их украли, — произнесла она с отчаянием, едва успев войти в дверь.
— Что у вас украли, графиня? — осведомился Ортебиз.
— Мои письма! И совершенно непонятно, как могло это произойти, если они были спрятаны в железный ящик с потайным замком, а ключ находится только у меня! Следовательно, и обвинять мне практически некого…
— Стало быть, все-таки Тантен говорил правду? — печально спросил Ортебиз.
— Чистую правду, — отвечала графиня, — и с этой минуты я действительно знаю, что есть люди, которые могут распоряжаться моей волей, желаниями и у меня нет никакой возможности противостоять им! — Сказав это, она закрыла лицо руками. То был последний остаток гордости сломленной женщины, не желавшей иметь свидетелей своего отчаяния.
— Стало быть, эти письма могут быть обвинением против вас?
— Еще бы, я погибла теперь! Тогда я чувствовала только страшную отчаянную ненависть. Все то, что я готовила к отмщению, обратилось против меня! Я вырыла пропасть, чтобы столкнуть туда своих врагов — и вот лечу в нее сама!