Рабы Парижа
Шрифт:
И, произнеся эти слова, он направился к одному из шкафов, достал с верхней полки том уголовного кодекса и, развернув его на нужной странице, положил его перед глазами Маскаро.
— Читайте, — с едва скрываемым торжеством произнес он.
Маскаро прочел следующее:
"Преступление, совершенное гласно или негласно, результатом которого стала смерть или какое-либо временное увечье, по прошествии десяти лет срока никем, ни в коем случае преследуемо быть не может".
Маскаро прочел эти строки и вздохнул с большим облегчением. Он было и в самом деле смутился вначале, увидев насмешку графа.
— Э, ваша светлость, — отвечал он, ничуть не удивленный тем, что ему пришлось прочесть, — неужели вы думаете, что я не знал о существовании этого закона? Ха, ха! Да после этого надо мной куры бы стали смеяться! Я знал его отлично и указал на него тем, кто меня послал.
— Ну и что?
— Смеялись, ваша светлость! Мои доверители — ловкие и смышленые люди; если бы не существовало этой статьи, им было бы достаточно явиться к вам и потребовать половину вашего состояния, которую вы с удовольствием им бы отдали. В том-то и все дело, что даже при существовании этой статьи она все-таки не защитит вас…
Мюсидан смутно, но все сильнее и сильнее сознавал, что попал в руки шайки мошенников сильных и умных, которые используют те законы, которые дала им цивилизация. Он ясно это видел, и его сердце сжималось от горя за тот поступок в юности, который столько лет спустя принес такие ужасные последствия. Но внешне он сохранял хладнокровие.
— Так вы говорите, что эта статья не может служить мне защитой?… Какими же источниками вы пользуетесь? Продолжайте, говорите…
— С большим удовольствием, извольте! По смыслу этой статьи никакому юридическому суду вы, конечно, не подлежите, никто не станет вас преследовать за преступление, совершенное двадцать три года назад… Но разве это все? Разве не существует других вещей?
— А, понимаю, вы хотите натравить на меня прессу, ну, что ж, начинайте, я даже не стану преследовать вас по суду за клевету, как мне разрешает тот же закон.
— Скажите на милость, — изумился Маскаро, — ведь и это предвидели мои клиенты! Они знали, что вы лично не обратите на такие вещи никакого внимания, и придумали другое средство, которое будет чувствительно не только для вас, но и для барона Кленшана.
— Говорите, что за средство?
— За этим я, собственно, и был к вам прислан.
Он приостановился немного, как бы соображая, как вернее и понятнее изложить перед графом свой проект, затем продолжал:
— Предположим, граф, что вы отвергли тот доклад, который я имел честь вам представить.
— Очень мило, вы называете докладом все то, что я от вас услышал!
— Дело не в названии, граф. Итак, предположим, что я проиграл. Что мне остается делать? Завтра же я отправляюсь к своим клиентам, и вся эта история попадает в газеты. Вы были правы, к прессе мы прибегнем, только не к той, что вы думаете. Мы печатаем небольшой рассказ под названием "Случай на охоте", в который войдут слышанные вами выдержки из дневника барона, с той небольшой разницей, что вместо четырех действующих лиц там будет пятеро. И на другой же день пятое лицо подаст в суд за клевету, это, безусловно, будет наш человек. Суд вынужден будет поднять дневники барона. После чего тысячи людей кинутся читать эти листки, перечитывать и обсуждать их. Я достаточно ясно выражаюсь, граф? Действительно, махинация, довольно сложная.
Граф не сказал ни слова.
Он подумал о будущем и увидел в нем позор и скандал на всю оставшуюся жизнь. Вся Франция будет судачить об этом скандале долгие годы. Он — граф Мюсидан на скамье подсудимых! И кто же может довести его до этого? Шайка висельников, которым потребовались деньги, и они прямо и открыто заявили ему об этом! Золото или бесчестие и позор, они не оставили ему другого выхода.
Если бы дело касалось его одного, то можно было бы выгнать этого презренного комиссионера, но дело касалось и его старинного друга, участью которого он не имеет права рисковать. Ведь, как человек тихий и робкий, он мог и не вынести такого удара.
Так думал бедный граф, меряя шагами свою библиотеку. Он не знал, на что решиться. Он даже готов был пережить позор и понести заслуженное наказание, наброситься на этого подлеца Маскаро и заставить его раскаяться в том, что он к нему пришел. Но эта решимость графа продолжалась недолго. Он начал постепенно склоняться к благоразумию, к необходимости щадить других, замешанных в его судьбе лиц. Наконец, поборов злость, какой он еще ни разу в жизни не испытывал, он быстрыми шагами приблизился к Маскаро и, нисколько не скрывая презрительного отношения к нему, произнес:
— Довольно, окончим это! Больше я с вами не хочу говорить. Скажите, за сколько вы продаете ваши документы?
Маскаро скорчил обиженную гримасу честного человека.
— Ваша светлость предполагает во мне только бесчестные намерения, — начал было он.
Но граф прервал его, нетерпеливо пожав плечами:
— Прошу вас — назначьте сумму, какая вам нужна за это дело, — продолжал он, не меняя тона.
Впервые Маскаро несколько затруднялся ответить немедленно.
— Деньгами не возьмут ничего! — произнес он наконец после некоторого раздумья.
— Не возьмут деньгами?! — повторил граф, глубоко удивленный. — Но чего же большего они могут от меня требовать?
— О, от вас требуют вещи ничтожной, ничтожной для вас, однако весьма важной для тех, кто меня прислал: мне поручено сообщить вам, что вы можете спать спокойно и быть уверенным, что ваше дело с Монлуи навеки кануло в Лету, если только вы согласитесь отказать барону Брюле-Фаверлею в руке вашей дочери. Тогда вырванные листы тетради Кленшана будут вам представлены в день брака мадемуазель Сабины со всяким другим претендентом на ее руку, которого вам угодно будет для нее избрать.
Это оригинальное требование было до того неожиданным для графа, что он в первую минуту даже не нашелся, что на него ответить.
— Черт возьми, что это за безумие? — проворчал он. — Уж не насмешка ли это?
— Нисколько, ваше сиятельство, я говорю совершенно серьезно.
Неожиданно графа как бы осенила некая мысль свыше, от которой он даже вздрогнул.
— Возможно, вы уже имеете и даже осмелитесь предложить мне кого-нибудь в зятья?
Ловкий комиссионер отступил при этом вопросе на несколько шагов.