Рабыня для чудовища
Шрифт:
Если бы японскую музыку сделали чуть потише, то стук сердца Френка запросто мог перекрыть барабанное соло. Он не отрывал глаз от лица Сивиллы, ждал, что та сейчас ещё что-то скажет, но женщина молча взяла рисовый комочек с пластинкой рыбы и окунула в коричневый соус.
Никогда ещё секунды не тянулись так томительно долго, как в этот промежуток времени, пока суши покинуло пиалу и теперь перемалывалось белыми зубами. Сивилла не торопилась. А у Френка кровь начала стучать в висках.
— Мы можем поехать туда? — спросил Френк.
— Да, можем. Мне одной было страшновато, но с тобой… — Сивилла
— Со мной… — Френк словно попробовал слова на вкус. — Скажи, а почему в тот вечер ты со мной?..
Сивилла одарила его долгим взглядом. Френк не отвел глаз. Снова вспыхнуло воспоминание о том, как эта женщина скакала на нем, будто оседлавший быка ковбой на родео.
— Я была дурой и Матильда… Мы поспорили на то, что я сумею тебя совратить. Прости, Френк, я искренне сожалею о случившемся. Я…
— Всего лишь поспорили? — сглотнул Френк.
— Да, ты стоял такой важный, с наградой жены в руках… и Матильда тогда сказала, что я не смогу оседлать этого надутого индюка… Я смогла, но сожалею…
Сивилла снова перевела внимание на суши. Белые комочки склеенного риса слегка окрашивались коричневым соусом. Светлая жизнь Сивиллы также окрасилась темнотой заключения в подвале сумасшедшего маньяка. Как суши уже не вернуться к первоначальному виду, так и эта писательница вряд ли сможет возвратиться к нормальной жизни. Именно так думал Френк, глядя на сидящую напротив женщину.
— Я прощаю тебя, Сивилла. В конце концов, это осталось между нами, а Мадлен так и не откроет рта, потому что у меня тоже есть на неё кое-что. Давай забудем это, будто и не было ничего. Хорошо? Тогда доедай и поехали.
— А ты?
— Мне кусок в горло не лезет. Я лучше выпью чай.
Уже вечерело, когда такси остановилось в Бруклин-Хайтс. Над Верхним нью-йоркским заливом плыли алые пятна туч, край солнечного диска ещё виднелся там, где статуя Свободы воздевала к небу застывший факел. Стеклянные стены небоскребов нижнего Манхеттена отражали последние лучи уходящего светила и горели оранжевым пламенем.
Френк помог выбраться Сивилле. Всю дорогу до нужного места они молчали, слушали заунывные напевы из магнитолы таксиста-араба. Бородатый мужчина даже не поблагодарил за деньги «на чай», умчался, обдав их клубом выхлопных газов.
— Мне почему-то кажется, что я была в этом доме, — кивнула Сивилла на зажатый между серых зданий красный кирпичный особняк.
Заросший вьюном, с осыпающейся краской на оконных рамах и заросшими плесенью стенами дом очень отличался от своих прилизанных соседей. И действительно было странно видеть такое здание среди тех, которые продаются не меньше, чем за десять миллионов долларов.
— А вы сюда не заходили? — спросил Френк.
— Мы были здесь, но хозяин дома находился в отлучке, а соседи в один голос утверждали, что тут никто не живет и никого не видели. Тоже самое говорили и ремонтные службы — они приезжали по вызову, чинили неисправность и уезжали. Видели лишь высокого старика, который иногда выходил из дома, — Сивилла поежилась. — Но там не было старика. Был высокий и мускулистый мужчина, который любил изображать с женщинами сцены из их романов.
Френк не отрывал взгляда от окон. Ему казалось, что из-за ставней кто-то за ним наблюдает. Необычное ощущение, такое знакомое,
— Что с тобой? — Сивилла дотронулась до плеча.
— Предчувствие какое-то нехорошее… Такое бывает, когда к стоматологу ждешь вызова, — хмыкнул Френк.
— Ой, смотри! — Сивилла показала на идущую по набережной женщину. — Это же Матильда Бурдо. Не может быть, она же мертва…
Френк присмотрелся. Сердце заколотилось ещё сильнее.
— Да какая же это Матильда? Это…
28
— Бедный король, — прошептала Джулия. — Я не знала, что всё так обстоит. Скажи, а кто начитывает текст и командует тебе, что делать? Это Венди? Или Мелисса? А что с Софией? Она умерла?
В ответ король покачал головой.
— Насе время высло, королева. Пора отправляться в видеокомнату. Поверь, сейчас я не хочу тебя… любить, но если не буду этого делать, то мы умрем оба. Надо что-то придумать… пока идет начитка. Я не буду тебя сильно бить, но тебе придется сделать вид, что очень больно, иначе нам не поверят.
Он встал и протянул руку. Джулия помедлила секунду, спрятала получше своё импровизированное оружие в ладони и подала другую руку. С острым осколком диска она чувствовала себя чуть посмелее.
Они снова прошли мрачный коридор и остановились у входа в алую комнату.
Всем известно, что алый цвет возбуждает, недаром же женщины в красном платье всегда смотрятся соблазнительнее на фоне остальных дам. Знают об этом и устроители комнат для секс-игрищ, знала об этом и Джулия, когда описывала комнату главного героя из романа «Жестокие соблазны».
По книге стены тайной комнаты героя завешены плотными алыми портьерами, горели электрические свечи, создавая интимно-мистическую атмосферу. Блестящие цепочки различной длины и размеров украшали стены причудливой паутиной. Стеки, хлысты, флоггеры, веревки, наручники — для каждого предмета находился свой крючок и строго определенное место, словно перфекционист-уборщик здесь дневал и ночевал. Маски, повязки и кляпы больше подошли бы для украшения пыточных инквизиций. В углу аккуратно сложены кляп-кошка, зажимы для сосков и две тонкие бамбуковые трости. Они уже не являлись видеоизображением…
Посреди комнаты возвышался деревянный крест андреевского типа, с него свисали тонкие ремешки креплений. Джулия на миг замешкалась — судя по всему готовилась финальная сцена из «Жестоких соблазнов» когда героиня после долгих «игр» получала сокрушительный оргазм при небольшом удушении. Вот только будет ли у Джулии этот самый оргазм? Или будет нечто иное?
— Проходи, я постараюсь только сделать вид, но ты долзна будесь кричать очень сильно, — шепнул ей король.
«Алиша вошла в святую святых Квентина. Блондин наблюдал за выражением её лица — как она воспримет его «маленькую слабость». Прежние посетительницы замирали, как кролики перед удавами и у многих в глазах светился испуг. Они боялись не боли, не страданий, которые может принести владелец шикарного особняка — они боялись того, что им это понравится и уже никогда не смогут прожить без этой комнаты.