Рабыня Гора
Шрифт:
— А в общем — ничего себе, — все же признал он.
— Как думаешь, можешь ее поймать?
— Конечно, — оживился раб.
Я вскочила и в страхе попятилась.
— Она твоя.
Я бросилась бежать. Он настиг меня у огромного ящика, прижал к нему, а когда я отпрянула, обмотал свисающей с наручников цепью. Я в ловушке.
— Давненько у меня не было бабы, — осклабился он и потащил меня за собой. Обмотанная вокруг талии цепь нещадно впивалась в кожу над левым бедром.
— Пощади рабыню, хозяин, —
Он рассмеялся.
Хозяин не торопил его — видно, занялся другими делами Тележка все равно была пустая.
Когда он оставил меня, я готова была от стыда сквозь землю провалиться. Кончила! Как со свободным мужчиной!
Лежа за ящиками, я горестно смотрела в небо. Меня употребил раб! Постепенно отчаяние вытеснил страх. Наверняка опоздала в «Чатку и курлу». Высекут!
Медленно, преодолевая боль, распрямила я затекшие ноги и встала. Снова попыталась привести в порядок платье. Вышла из-за ящиков. Надо спешить в «Чатку и курлу».
И застыла. Бросилась обратно за ящики. Довольно далеко, но я уверена — не ошиблась. Перехватило дыхание. Отчаянно заколотилось сердце.
Не может быть! И все же это так.
Что делать? В первое мгновение душу захлестнула пронзительная, неодолимая, всепоглощающая любовь. Любовь, немыслимая радость, восторг, лишь рабыне доступный.
Одетый моряком, неся на плече мешок, он шел со стороны причала.
Броситься бы к нему, закричать на весь порт, упасть к его ногам, рыдая, покрыть поцелуями.
Да нет, я ошиблась! Не может быть!
Смотреть, смотреть, не сводя глаз! Уверенность росла. Вот остановился купить у разносчика пирог. Он!
Мой хозяин! Клитус Вителлиус из Ара!
Хотелось кричать: «Хозяин! Я люблю тебя! Люблю!»
И тут он повернулся к кабацкой рабыне, что вертелась перед ним и пыталась заговорить.
Ненавижу! И его ненавижу, и ее.
Рабыню он отослал, но я видела этот взгляд! Взгляд воина, взгляд хозяина!
Ненавижу обоих!
Это он, Клитус Вителлиус из Ара, сделал меня рабыней. Жег каленым железом, поставил клеймо рабыни. Заставил служить ему! Заставил полюбить себя, а потом, позабавившись, отбросил прочь, отдал какой-то деревенщине!
В голове созрел отчаянно смелый, страшный, жестокий план. Глубоко вздохнув, объятая холодной яростью, я решилась.
Он еще узнает: месть рабыни — не шутка.
Я выпрямилась. Бесстыдно распахнула платье. Звякнув колокольчиками, вскинула голову.
Идет прямо ко мне, жуя на ходу пирог.
Оружия нет. Это кстати.
Мелко семеня, я выскочила из-за ящиков, упала перед ним на колени, коснулась губами его ног. Любовь затопила сердце. Тело охватила беспомощная слабость — слабость рабыни, преклонившей колени у ног хозяина. Но тут же взяв себя в руки, я превратилась в холодное, расчетливое, здравомыслящее существо. Обхватив ладонями его икры, я ловила
— Дина, — проговорил он.
— Мой хозяин зовет меня Йата.
— Значит, ты Йата, — улыбнулся он.
— Да, я Йата. — Я с улыбкой смотрела ему в глаза.
— И все такая же невинная и нескладная?
— Нет, хозяин. — Опустив голову, я самозабвенно припала губами к его ногам, присасываясь, втягивая в рот грубые волоски.
— Вижу, что нет, — рассмеялся он.
Я подняла глаза.
— Меня научили ублажать мужчин.
— Конечно, — ответил он, — ты же рабыня.
— Да, хозяин.
— И хорошая?
— У некоторых хозяев отвращения не вызываю.
— Думаешь, сможешь доставить мне наслаждение?
Сердце мое подпрыгнуло. Нежно, ласково поглаживая его ногу, я медленно, целуя, покусывая, подбиралась к колену.
— Нет, хозяин, — прошептала я. — Йате ни за что не ублажить такого славного воина.
Он оглянулся:
— Говори: моряка. Здесь я не предводитель воинов из Ара Клитус Вителлиус. Я мореход, простой гребец из Тироса по имени Тий Рейар.
— Как угодно хозяину, — взглянув на него, ответила я и снова припала к его ногам. — Хозяин не отшвырнет меня? — просительно пролепетала я.
— Умная шлюшка. — Подняв мою голову, он сдвинул мне на затылок платок.
— Всего несколько недель назад, — залившись краской, объяснила я, — меня везли на рабском корабле, трюмным грузом.
— Довольно симпатичный груз, — обронил он.
— Я так довольна, что хозяин доволен. — Не отводя ладоней от его ног, я прижалась головой к его бедру. Люблю… Стоп! Не раскисать! Не забываться! Я опустилась перед ним на колени лишь затем, чтобы втоптать в грязь его самого. И сделать это будет нетрудно — стоит только привести его в «Чатку и курлу».
Он заплатит! За все заплатит!
— Когда-то я была твоей, хозяин, — промурлыкала я, с улыбкой глядя на него.
— Может, и зря я тебя подарил, — почти нежно улыбнулся он. Снова перехватило дыхание. Нет, я тверда! Прочь жалость!
Прочь угрызения совести!
Как, казалось бы, уязвима я в этом шелковом платьице, в ошейнике у его ног. И как могущественна.
— Странно, — протянула я, — когда-то я принадлежала тебе А теперь, в далеком Косе, стою перед тобой на коленях на верфи в ошейнике кабацкой рабыни.
— Красивый ошейник, — похвалил он.
— Спасибо, хозяин.
— Судя по платью, ты работаешь в «Чатке и курле»?
— Да, хозяин.
— И что ты там делаешь?
— Угождаю клиентам моего хозяина.
— Как давно я не держал в руках твое маленькое горячее тело…
Я зарделась. А еще рабыня!
— Знаешь, ты сладкая, горячая рабыня, — сказал он.
— В твоих руках — и это чистая правда — любая взовьется, как рабыня, будь она хоть дочь убара.