Рабыня Гора
Шрифт:
— Имя? — спросил мужчина золотистоволосую.
— Нарла, — ответила она, — если хозяину будет угодно.
— Годится, — кивнул он. — Имя? — это уже мне.
— Йата, если хозяину будет угодно.
— Годится.
— Ко мне они попали от достойного работорговца, Александра из Телетуса, — тараторил торговец, — только бумаги затерялись в дороге.
— Я беру обеих, — объявил мужчина. Долго торговаться он не стал, и вскоре мы с Нарлой уже стояли за стенами длинной низкой комнаты, в коридоре. На шеях — связанные друг с другом поводком кожаные ошейники, в середине поводка — ручка. Схваченные наручниками
— Далеко ли до Телнуса, хозяин? — спросила я.
— Вот дура, — буркнул он, — ты уже в Телнусе.
— Зачем ты купил нас, хозяин?
— Будете работать у меня в заведении, пату подавать. Нарла застонала.
Я улыбнулась.
— Хозяин, позволено ли будет спросить, как называется твое заведение?
— Самое лучшее в Телнусе, — похвастался он.
— Да, хозяин?
— А называется «Чатка и курла».
— Спасибо, хозяин.
На Нарлу накинули плащ и колпак, завязали под подбородком. Теперь не увидит, откуда ее забирают. Полы плаща подоткнули под подбородок. Плащ короткий, с четырьмя овальными вырезами. На ткани — какая-то надпись. Наверняка реклама «Чатки и курлы». Надели колпак и плащ и на меня. Ничего не видно. Подол болтается высоко, открывает ноги. В вырезах гуляет ветерок. Хозяин потянул за привязь. Я послушно пошла следом.
Вот я и в Телнусе.
Глава 18. МЕШОК
С подносом над головой я осторожно ступала между столами.
«Чатка и курла» — большая таверна. Четыре этажа, широкий двор, полы деревянные. Здание опоясано округлыми террасами шириной футов по двадцать, над террасами — два округлых балкона, каждый шириной около десяти футов.
Сегодня у нас людно.
С потолков и с крыш балконов на цепях свисают тусклые каретные фонари из красного стекла.
В таверне шумит толпа.
По деревянным пандусам слоняются клиенты, снуют рабыни. Задевая их в толкотне, стараясь не опрокинуть поднос, я пробираюсь ко второму балкону. В «Чатке и курле» много девушек — больше сотни. Я осторожно поднимаюсь по выложенному через каждые двадцать дюймов поперечными перекладинами наклонному пандусу.
В каком-то из альковов вскрикнула девушка.
Талия крепко обтянута красным шнуром — курлой. Узел над левым бедром развязывается легко — одним рывком. Поверх курлы вдоль тела и дальше, между ног, к спине, тянется чатка — узкая, дюймов шесть, полоска черной кожи. У облаченной в чатку и курлу девушки хорошо видно клеймо — на правом ли оно бедре или на левом. Еще на мне надет калмак — черный кожаный жилет без рукавов. Один из гостей, мимо которого я пыталась прошмыгнуть по пандусу, распахнул его. Я беспомощно застыла, держа над головой поднос. Держа жилет нараспашку, мужчина дважды поцеловал меня, приговаривая: «Ах ты красотка!» — «Если позволишь, девушка будет рада доставить тебе удовольствие в алькове», — проговорила я. Так нас учили, этого от нас ждут, но мой ответ был не лишен подлинной искренности. Несколько дней назад, когда меня впервые отправили обслуживать гостей «Чатки и курлы», этот мужчина уже обладал мною. О, он хорошо знает, как взять от беспомощной прекрасной рабыни все!
— Позже, рабыня, — сказал он.
— Да, хозяин, — шепнула я в ответ и пошла дальше.
Кроме курлы, чатки и калмака на мне эмалевый турианский ошейник, с него на золотых цепочках свисают пять черных, покрытых эмалью колокольчиков, такие же колокольчики — на черном, покрытом эмалью
— Паги! — потребовал сидящий на первом балконе гость.
— Сейчас позову рабыню, хозяин. — Я спешила на второй балкон, на четвертый этаж.
По ведущему к верхнему балкону пандусу навстречу мне спускалась Нарла.
— За шестым столом на первом балконе требуют паги, рабыня, — бросила я ей.
— Принеси сама, рабыня.
— Я занята, рабыня.
— Плохо, рабыня.
— У него плетка, — предупредила я.
Она побледнела. Кое-кто из гостей приходит в таверну с плетками. К краю каждого стола прибит на ремне наручник. Если гость недоволен, девушку тут же поставят об этом в известность. Так что мы старались вовсю. Я улыбнулась, провожая взглядом Нарлу: что было духу бросилась вниз по пандусу за пагой. На корабле, сидя в клетке на палубе, она обидела меня. Обозвала уродиной, трюмной девкой. Разве я виновата, что обрили голову? Что я теперь ни блондинка, ни брюнетка, как она? Эти цвета ценятся больше всего. Ничего, вот станут мои волосы опять темными и блестящими — буду не хуже ее. И уж почти наверняка наслаждения хозяину смогу доставить больше.
, Стоя на коленях у стола на втором балконе, я поставила поднос на пол и не мешкая принялась услужливо расставлять на столе его содержимое: мясо, сыр, соусы и фрукты, вина и орехи.
— Желают ли хозяева еще чего-нибудь от Иаты, своей рабыни?
— Ступай, рабыня, — раздался женский голос. Разодетая в пух и прах, укрытая покрывалами, у стола в сопровождении эскорта стояла на коленях свободная женщина. Ее спутники, скрестив ноги, сидели позади. Иногда свободные женщины со свитой появляются в «Чатке и курле». Голос какой-то недовольный.
— Да, госпожа, — прошептала я и, подхватив поднос, понуро удалилась. Не будь с ними женщины, мужчины из ее свиты, пожалуй, пожелали бы от Йаты, своей рабыни, чего-то еще. Иногда, к раздражению прочих клиентов, меня, приберегая «на потом», пристегивают наручником к столу.
Подойдя к перилам, я взглянула вниз. Футов двадцать пять высота, а то и больше. Среди столов извиваются танцовщицы. Их в «Чатке и курле» несколько. Иногда самую искусную выставляют в центр зала, туда, где на темно-красном деревянном полу выкрашен желтым круг.
Мужчины входят, выходят. Я, держа в руках поднос, стою у перил.
Никто меня не ищет. Почему? Просто еще одна ничтожная кабацкая рабыня. Служу гостям, как и остальные, всем без разбора, выполняю малейшие прихоти.
Я заскользила глазами по росписи стен. Похоже, равнины Турий. А может, земли кочевников. Сцены охоты, набег на караван, укрощение рабыни; огромные стада босков, вереницы кочевых кибиток; стены и башни Турий, всадники на холме смотрят в сторону города. Да и подающие пагу девушки одеты как рабыни всадников-копьеносцев — в роскошную шелковистую кайлу. Под такой одеждой не спрячешь оружие, девушка вся как на ладони, от глаз хозяина ничего не утаить.