Рабыня Гора
Шрифт:
Ответить он не соизволил.
— Скоро станешь рабом на тяжелых галерах, — продолжала я, распахивая платье и по-рабски вертясь перед ним. А вокруг хохотали мужчины. — Смотри получше, хозяин. Там, в трюмах гребцов, девушек не так уж много. — Я покрутилась на месте, снова повернулась к нему. — Не забудь Йату, хозяин. Помни, кто посадил тебя на цепь, кто отправил на галеры!
Он молча ел меня глазами.
Подойдя еще ближе, я, собравшись с силами, влепила ему затрещину. Он едва шевельнулся.
— Месть рабыни, — отчеканила я, — не шутка.
— Месть воина, — не
Я испуганно отпрянула.
— Уведите, — скомандовал Аурелион.
И Клитуса Вителлиуса повели из таверны.
— Хорошее дело сделала, рабыня, — похвалил меня Аурелион.
— Спасибо, хозяин. — Я упала перед ним на колени. Такую службу сослужила государству Кос! — Освободи меня, хозяин, — попросила я.
— Принеси плеть, — приказал Аурелион Страбо.
— Не надо, хозяин! — запричитала я.
— В наручники ее, — распорядился Аурелион, — десять плетей и пирожное. Она хорошее дело сделала.
— Будет сделано, Аурелион, — ответил Страбо.
Тут же, перекрестив запястья, меня привязали за руки к кольцу, -до икр сдернули платье, десять раз хлестнули плетью и отпустили. Передо мной на пол бросили пирожное.
— Хорошее дело сделала, рабыня, — пробурчал Страбо.
— Спасибо, хозяин, — прошептала я и потянулась к пирожному. Но руку мою остановила плеть.
— Прости, хозяин. — Я подобрала пирожное губами.
— Приковать ее в каморке, — бросил Аурелион.
Держа в зубах пирожное, на четвереньках, как наказанная рабыня, я поползла за Страбо к каморке. Там улеглась на попону у бетонной стены. Надев мне на шею ошейник с цепью, Страбо ушел. Я взяла пирожное в руки и принялась есть. Вот глупость выкинула — просить свободы! Да стоит только в зеркало взглянуть, сразу ясно: на Горе мне свободы не видать. Прикованная цепью за шею, я лежала на попоне в темной длинной узкой каморке. Я — горианская рабыня. Вдруг, отбросив остатки пирожного, я вскрикнула от горя, зарыдала, застучала по прикрытому попоной бетону. Я предала Клитуса Вителлиуса, своего хозяина!
Подошли Страбо с Нарлой. Он ткнул меня рукояткой плетки.
— Тихо!
Она несла лампу. Подобрала брошенное мною пирожное, откусила. Страбо расстегнул мой ошейник.
— Там какой-то подвыпивший моряк пришел из «Тарны и шнурка», тебя спрашивает.
— Да, хозяин.
А, тот самый, что ушел с рыжеволосой, которая побила меня на верфи. Я тогда еще сказала ему, что сумею доставить больше наслаждения. Значит, пришел за мной в «Чатку и курлу».
— Пожалуйста, не заставляй меня служить гостям, — заныла я.
— Нарла, — сказал он, — поможет тебе привести себя в порядок. Давай быстрее.
— Пирожное хочешь? — Нарла все еще держала в руке кусочек.
— Нет. — Я смотрела на Страбо. — Я предала Клитуса Вителлиуса из Ара!
— И правильно сделала, — отрезал он. — Быстрее.
— Прошу тебя, хозяин! — простонала я и вскрикнула от боли: он хлестнул меня плеткой. — Иду! — вскочила я. — Иду!
Вслед за Нарлой я помчалась приводить себя в порядок. В зале мужской голос выкрикивал мое имя.
Глава 21. МЕНЯ ОТПРАВЛЯЮТ ИЗ ТЕЛНУСА
Я
— Пошли, Йата, — позвал Страбо и зашагал к верфи. Опустив голову, я поплелась за ним — босая, со скованными за спиной руками.
Теперь я знаю: я люблю Клитуса Вителлиуса из Ара. По-настоящему люблю. И все же, на свое несчастье, предала его. Вот бы вернуть все назад! Навалиться бы, собрав свои слабые силенки, вместе с ним на тяжелое весло! Поменяться бы с ним местами. Пусть бы меня, заковав в цепи, отправили вместо него на галеры. Я, ничтожная рабыня, в низости и суетности своей втоптала в грязь не просто воина — но своего любимого! Ну и что, что ему дела нет до меня, что в его могучих руках я — лишь тварь бессловесная? Какая разница? Я люблю его. Даже не думала, Что можно так любить. Сколько чувств породил он во мне! Сколько гнева, сколько ненависти! Я и не знала, что такое бывает. Я жила мечтой о мести, бредила ею, и вот, когда месть свершилась, оказалось, что принесла она мне только боль, только горе, неизбывную беду, что поплатилась я за нее им самим, тем, которого любила, Клитусом Вителлиусом из Ара.
Все в таверне — и мужчины и девушки — не скрывали радости. Как счастливы, как довольны были они, что я выдала Клитуса Вителлиуса! «Хорошее дело сделала», — тут и там слышала я. Даже пирожное дали. Но наедине с собой я обливалась слезами.
Вот не знала, что могу так любить! Что угодно отдала бы, лишь бы повернуть все вспять.
Конечно, обходился он со мной — хуже некуда. Но какая разница? Я люблю его. Все остальное не важно.
И все-таки я предала его.
Ну, подумаешь, позабавился со мной, а потом — вот простодушная жестокость! — отдал крестьянам. Не знала я разве, что я рабыня? Так чего же еще ждала? Что станут обращаться как со свободной женщиной? И как несоизмеримо страшен был мой ответный удар! За такую ничтожную провинность — если это вообще провинность — я, простая рабыня, обрекла его на вечную каторгу на галерах.
Хорошее дело сделала! Я выла от горя. Люблю его. Люблю!
Надо было служить ему в таверне, поцеловать на прощание, признавая поражение, отпуская навстречу славе и свободе, и остаться — пусть забудет о девушке, которой обладал когда-то и которую бросил. Тогда я знала бы: он на свободе.
Разве этого мало?
Но я предала его, своего любимого.
Страбо удивленно обернулся — до его уха донесся стон отчаяния.
— Прости, хозяин, — пролепетала я. Мы пошли дальше, к верфи.
В ту ночь, когда я выдала Клитуса Вителлиуса, меня избили. Не сумела ублажить пьяного матроса.
Дважды досталось мне и в следующие ночи.
— Что-то ты больше никуда не годишься, — проворчал Аурелион, мой хозяин.
— Прости, хозяин, — только и сказала я в ответ.
— Наверно, пора вернуть тебя в Ар.
Потянуло рыбой и солью — порт уже недалеко. В просветах между строениями виднелись пришвартованные у причалов галеры. Мы спустились к верфи.