Рабыня по имени Бенун
Шрифт:
Отвратительную суть игры старались не афишировать – находились белые, которых эта игра шокировала, они требовали ее запретить, чтобы не позорить себя перед Всевышним и не опускаться ниже дикарей, которые снимают друг у друга скальпы.
На плантациях шептались, что как правило, накануне детского праздника, который устраивали для Трейси-младшего, детей рабов отбирали и куда-то уводили, потом находили мертвыми со следами избиений. Объясняли, что это «маленькие, дерзкие и безмозглые рабы», которых наказали за побег. Но в бараках точно знали, что побега не было – их убили для забавы, во время игр, которые устраивали на плантациях, как правило, в дни рождения господских детей.
В доме, где жила Бенун, ко времени ее появления детей не было, сын хозяина плантаций уже вырос. Но на соседних плантациях такое практиковалось повсеместно. К Дику Трейси приезжали специально, полагаясь на его личный опыт. Хозяину за такую возможность хорошо платили. Лусия рассказала, что это, как и многое другое, было придумкой управляющего Уилкинса.
Суть игры заключалась в том, чтобы расколотить что-то, в чем взрослые нарочно прятали сладости, которые дети должны были добыть, разбив глиняного ослика или горшок. Кому-то пришло в голову усовершенствовать забаву и вместо глиняного горшка использовать головы детей рабов. Они не слишком ценились потому, что часто болели и до взрослого состояния могли не дожить, что добру пропадать.
– Хозяин со временем переключился на другие "забавы", – Лусия скользнула по Бенун своим цепким взглядом, но уточнять не стала и продолжила: – Уилкинс тот еще стервец, такое придумает, что сомневаешься, женщина ли его родила. Но в качестве мужа мне бы такой не помешал, глядишь, своим умом бы со мной поделился, а то так и буду отмывать таких цыпочек, как ты. Впрочем, зачем мне такой, щуплый, перхоть, фу. Я была в свое время красоткой, не такой как ты, но хозяину нравилась. Жаль, что это время ушло. Но хозяин добрый, не выгнал. Спасибо ему, хороший человек!
– Хороший человек отдавал детей рабов для этой игры..?
– Это бизнес! Рабы много едят, мрут, да еще сбегают. Следи за словами, пока не накликала на свою головунеприятности. Лучше и дальше делай вид, что ничего не понимаешь. И молчи. Дольше проживешь. Ничего особенного в этом празднике нет! Подумаешь! – и рассказала Бенун про один такой день рождения, которому стала свидетелм потому, что по распоряжению Уилкинса сопровождала маленьких рабов.
– Это был особый случай – день рождения сразу у двоих маленьких господ. Когда пропали сразу двое, все поняли – в чем причина. Прислуга рассказывала, что хозяева заказали непременно девочек, они плаксивые и детям это нравится. А еще не хотели испортить детям праздник, как это случилось у соседей – мальчишка попался стойкий, уже от головы ничего не осталось, а он не проронил ни звука, ни слезинки. Дети, как с цепи сорвались, накинулись на него, еле успокоили. Лекаря вызывали, лечили от нервного срыва. Тот еще «горшочек со сладостями» вышел. Весь праздник «испортил», упокой господь его душу, отмучался…
Бенун от ярости чуть не задохнулась и впервые ощутила, что в глубине ее сознания что-то сдвинулось и зажило своей жизнью. Это нечто питалось ее энергией, не лишая Бенун сил, а напротив, делая ее другой. Бенун "кормила" это существо своей ненавистью, беспомощностью и жаждой мести.
Глава 7.
Представить нечто подобное там, откуда Бенун родом, было невозможно. Ее племя, хоть и враждовало с соседями, конкурируя за источники воды, к детям относилось бережно, видя в них будущее. Детей могли выкрасть, чтобы воспитать, как своих. Но чтобы убить, да еще помучить перед этим напотеху другим детям – немыслимо.
Детских праздников, как таковых, в ее деревне не было, как и конфет – с этими «достижениями» цивилизации белых Бенун познакомилась только на плантациях. Зато, когда устраивались общие праздники у нее в деревне или у дружественных соседей, дети веселились вместе со взрослыми: соревновались в меткости и ловкости, подражая лучшим в племени, намечая свою роль на будущее в зависимости от способностей и старания.
Бенун была совсем маленькой, но уже добилась заметных успехов в метании ножей. Однако, самым важным ее достижением считалось умение «заговаривать» раны. Этому она научилась у бабушки, которая ее воспитывала с тех пор, как Бенун осталась сиротой.
Воспоминание о матери кольнуло в сердце…
Однажды она поймала на себе взгляд внимательных, узких и черных, как ночь глаз Мангу. Бенун смутилась.
– «Почему он смотрит на меня? Потому, что я самая красивая? Или потому, что самая меткая?"
Мангу ей тоже нравился, но не потому, что он самый красивый, были и получше. Когда он смотрел на нее, Бенун чувствовала себя особенной.
– "Как бы узнать, что именно Мангу увидел во мне такого, что даже бабушка заметила? Если ему нравится моя меткость, то стоит мне промахнуться и он меня разлюбит. Никто не может всегда быть лучшим, чтобы его любили! Все силы будут уходить только на это. Такая борьба мне ни к чему".
В рассудительности Бенун тоже была особенность ее натуры, которую с удовлетвтрением отмечала бабушка и гордилась, повторяя про себя:
– "Голос крови. Наша! Будущая абоса"
– Кто такие абоса, бабушка? – спрашивала Бенун. Бабушка важно поджимала губы и хранила молчание. Бенун понимала, что абоса это тайна и не приставала.
За меткость Бенун прозвали «Летящим когтем» , что мало подходило для девочки, но сын вождя, Мангу, который был немногим старше Бенун, смотрел на нее с восхищением. Бабушка все замечала и шутила: – Собирается быть вождем, а уже готов повиноваться тебе, как твой пленник. Бенун строго смотрела на ее, а сама подумала: – "Стать женой вождя – это честь. Но я не хочу быть лучше Мангу! И не хочу, чтобы он выбрал меня только потому, что я самая остроглазая!"
Бенун решила испытать Мангу и начала нарочно проигрывать в спорах на то, кто сделает больше всех метких бросков. Над Бенун уже посмеивались, что она «окосела на один глаз потому, что слишком много смотрела кое на кого». Так и есть – она украдкой поглядывала на Мангу, хотела понять, стал ли его взгляд менее ласковым и отмечала – Мангу все тот же и от того, как он на нее смотрит, у нее сладко замирало сердце, хотелось петь и делать глупости. Промазав в очередной раз, она весело рассмеялась. Такая реакция на неудачу удивила всех, кроме бабушки – она видела Бенун насквозь.
– Хватит морочить всем голову. Пора тебе сказать Мангу, что ты все это затеяла ради него.
– Вот еще! Не всегда же мне быть первой.
– Ты можешь обмануть кого угодно. Даже себя. Но тебе никогда не обмануть меня. Не забывай, кем были наши предки по материнской линии – абоса – те еще плутовки – могли притвориться кем угодно и даже перевоплотиться.
– Бабушка! – Бенун сразу стала серьезной и взмолилась. – Расскажи мне про это! Ты обещала, что когда-нибудь и я смогу стать такой, как они. Но сначала мне надо стать такой, как ты, а это невозможно, если ты и дальше будешь от меня скрывать, – Бенун говорила с грустью в голосе потому, что искренне считала, что никогда не сможет стать кем-то другим, кроме той, кем родилась. Если бабушка будет хранить тайну, то когда-нибудь она унесет ее с собой в могилу, когда вернется к предкам, о которых рассказывала. Неужели надо ждать, когда Бенун присоединится к ним? Ей хотелось испытать могущество, на котрое намекала бабушка, при жизни.