Рабыня страсти
Шрифт:
— Как бы мне хотелось иметь вот это, мой господин! — тихонько сказала Зейнаб. И чашечка тут же была куплена.
— Будешь вспоминать меня всякий раз, как отхлебнешь из нее… — сказал Карим, ведя ее к носилкам.
— Я не смогла бы тебя забыть, если бы и хотела…
— Серебро добывается в горных шахтах неподалеку от Алькасабы Малики. — Карим попытался переменить тему. — Отчасти этим залежам серебра обязан город своим процветанием.
… Она не могла смотреть на Карима. Отвернувшись, она откинулась на подушки и сделала вид, что дремлет. Всего через несколько недель выходит замуж Инига, а через месяц Карим отвезет ее в Кордову. Она никогда больше не увидит его…Словно острый нож вонзался ей прямо в сердце всякий раз,
Настал день свадьбы Иниги. Зейнаб с пристрастием пытала Карима, что ей надеть на торжество.
— Я хочу оказать честь твоей сестре, но вовсе не желаю затмить ее в такой торжественный день.
— Если ты даже обернешься дерюгой, то все равно затмишь любую красавицу мира, так что не старайся, — галантно отвечал Карим. — Единственное, что могу посоветовать тебе, так это не надевать розовых одежд. Сестра будет в розовом свадебном платье.
— Надень что-нибудь простенькое, но элегантное. — Ома вынула из сундука кафтан аквамаринового шелка. Округлый вырез украшен был серебряной вышивкой. Так же отделаны были и рукава. — А вот шелковые шальвары в тон, моя госпожа. Наденьте золоченые шлепанцы. Простенькие, без камушков…
Карим согласно кивал:
— А из украшений только серьги. Вот эти маленькие золотые полумесяцы. Ну, может, еще один-единственный браслет, но не больше…
Ома одела госпожу и принялась за ее прическу. Она заплела густые золотые пряди в толстую косу, вплела в волосы аквамариновую шелковую ленту, расшитую жемчугом. Обвив косой головку Зейнаб, словно венчиком, она укрепила сверху прозрачную бирюзовую вуаль, прошитую золотыми и серебряными нитями. Одеяние самой служанки напоминало наряд госпожи, но было куда скромнее, да и цвет был иным — нежно-зеленым. На стройной шейке Омы красовалась серебряная цепочка с ляписом — дар Карима. К величайшей досаде принаряженных дев, всю эту красоту пришлось спрятать под черные яшмаки, надетые специально для путешествия.
Прибыли носилки, чтобы отвезти девушек в город. По обычаю. Карим ехал рядом с носилками верхом. Когда они достигли дома Хабиба-ибн-Малика, носилки остановились у ворот, ведущих в сад. Спешившись, Карим отпер ворота собственным ключом.
— Я должен войти в другие двери, — сказал он. — Идите в сад, там женщины уже вовсю веселятся.
— А мужчины? — спросила изумленная Зейнаб.
— Они развлекаются отдельно, — объяснил Карим. — Таков наш обычай. А теперь идите и отпразднуйте свадьбу на славу! Мать шепнет вам, когда пора будет возвращаться. Вы выйдете через эти же ворота, я уже буду вас поджидать. Доброго вам праздника!
Девушки вошли в изумительной красоты сад. Повсюду росли стройные высокие деревья, в бассейнах цвели водяные лилии, а фонтаны выбрасывали в воздух кристальные струи. Привлекаемые звуками музыки, девушки пошли по дорожке и тут увидели гостей. Они тотчас же направились к госпоже Алиме и почтительнейше приветствовали ее.
Мать Карима в этот день была особенно красива и вся сияла от счастья.
— Видите невесту? — гордая мать указала девушкам на Инигу.
В самом центре садика Инига сидела на золотом троне в нежно-розовом наряде, сплошь расшитом хрусталиками и бриллиантами. Волосы девушки были распущены и щедро посыпаны золотой пудрой, но тонкая розовая вуаль скромно прикрывала все это великолепие. К девушкам приблизились рабыни и помогли Зейнаб и Оме освободиться от дорожного платья. Те тотчас же оправили и разгладили наряды. Алима одобрительно оглядела девушек.
— Как вы обе прелестны! — сердечно произнесла она. — Ну, идите поприветствуйте мою дочь…
Зейнаб и Ома поспешили к Иниге, сидящей на своем троне в окружении сундуков с приданым и подарками. Она лукаво хихикнула:
— И что вы обо всем этом думаете? Похожа я на раскрашенного идола?
— Ты просто изумительна сегодня! — сказала Зейнаб. — Но неужели ты целый день вот так восседаешь? Или тебе все же дозволено двигаться?
— Я должна сидеть здесь в одиночестве и наслаждаться собственным величием, — хихикнула Инига. — До самого вечера, пока не придет Ахмед с друзьями. Тогда меня отвезут в дом его отца, где мы и станем с ним жить. Там празднество продолжится, на мужской и на женской половине отдельно. Ну, а потом, наконец, мы с молодым супругом удалимся в спальню… Затем никто не увидит моего светлого лика до того дня, когда я с радостью объявлю, что жду ребенка. Ну, а после, естественно, я буду с каждым месяцем расцветать, покуда не подарю мужу желанного наследника.
— А если родится дочка? — спросила Зейнаб.
— Все надеются, что первым будет сын, но девочке тоже будут рады. До того как явился пророк и просветил невежественные души наши, многие убивали младенцев женского пола. Коран учит: «Не умерщвляйте детей из боязни нищеты. Аллах пошлет вам пищу. Убийство же новорожденных — страшный грех». — Инига улыбнулась. — Ведь женщина — дарительница жизни. Не может же она становиться убийцей!
В саду было весело. Играли музыканты — тоже сплошь женщины, а некоторые из подруг невесты плясали, услаждая взор новобрачной. Грациозные рабыни скользили по дорожкам, разнося на подносах напитки, пирожки, засахаренные фрукты и прочие сласти. Наконец, Алима подала девушкам условленный знак. Девушки тотчас же подошли проститься с сидящей на троне невестой.
— Приезжай навестить меня до нашего отъезда в Кордову, — сказала ей Зейнаб.
— Когда ты едешь? — спросила Инига.
— После Рамадана — так сказал Карим…
— Непременно приеду, — пообещала подруге Инига. — Наверняка он не уедет прежде, чем закончится Ид-аль-Фитр.
Девушки крепко обнялись. И Зейнаб, сопровождаемая верной Омой, поспешила к маленьким воротцам в стене.
Карим уже ждал их около носилок. Заботливо усадив девушек, он объявил:
— Я должен остаться здесь до конца свадебных торжеств. Я приду к тебе поздно, сокровище мое… Жди меня. Он задернул шелковые занавески, и носилки тронулись.
— Как забавно, — разглагольствовала Ома. — Мужчины и женщины веселятся врозь! Я так надеялась повидать Аллаэддина-бен-Омара, но если он даже и был здесь, то я узнаю об этом, только если он соизволит мне сказать… Он был так занят последние месяцы — я его почти что и не видела. Думаю, что ему нет до меня ровным счетом никакого дела — хотя он и из кожи вон лез, пытаясь соблазнить меня на корабле, по дороге из Эйре…
— И преуспел? — лукаво спросила служанку Зейнаб.
— Нет, — твердо отвечала Ома. — Но не потому, что плохо потрудился. — У нас с ним нет и не может быть будущего, госпожа, ведь несмотря на то, что я изрядная болтушка, мне не по душе легкий флирт и мимолетная интрижка. Калиф заметит и полюбит тебя, госпожа. Ты родишь дитя, и оно будет свободным. Это будет настоящий принц… А мое дитя было бы рабом, подобно мне. Может быть, если бы я сама была рождена в рабстве, это не имело бы для меня значения, но ведь я свободнорожденная!
— Если калиф будет доволен мною, — заговорила Зейнаб, — в моей власти будет даровать тебе свободу, моя Ома. Я могу устроить так, чтобы ты воротилась в Аллоа. Это обрадовало бы тебя?
— Госпожа, я предпочла бы остаться с тобою! — сказала Ома. — Что ждет меня в Аллоа? У меня нет семьи, нет дома, единственным приютом моим был монастырь. Туда вернуться я не могу, — она слабо улыбнулась. — Вообрази, какое лицо будет у матери Юб, когда я постучусь в ворота обители?
— Я могла бы послать тебя к моей сестре в Бен Мак-Дун…