Ради Инглиш

Харгров Э.М.

— Все верно, мистер Бриджес, я целенаправленно роняла папки с рабочими бумагами на пол, чтобы потом не суметь найти ничего нужного, а потом складывала обратно по порядку. — Улыбаюсь я приторно сладко. А потом добавляю: — О, и это при том, что я ждала каждого родителя, — я смотрю на часы, — приблизительно по часу и сорок пять минут.

— Полагаю, я заслужил это…

Если он собирается еще раз принести свои извинения, то не на ту напал.

Я произношу грубый комментарий и продолжаю перебирать документы.

Увидев имя Инглиш, я вытаскиваю бумагу и продолжаю.

— Итак, Инглиш очень умна, она продемонстрировала отличный словарный запас…

— Да, давайте перейдем сразу к делу. Скажите мне лучше то, чего я не знаю. У неё отличный словарный запас, хорошо с математикой и другими «бла-бла-бла» предметами. Чему мне нужно уделить внимание дома?

Прежде чем подумать, я выпаливаю:

— Начните меньше разговаривать о пенисах, вагинах и рентгенах, а лучше чаще обнимайте ее.

Он со стуком опускает ногу на пол, а разворот плеч вдруг становится шире:

— Не потрудитесь объяснить?

Я определенно задела его. Он в бешенстве. Его полные розовые губы сжимаются в твердую линию.

Мое объяснение по поводу игры в алфавит никак не удовлетворяет его. Наоборот, он заводится еще больше.

— Итак. Позвольте прояснить. Вы играли в игру и просили детей называть слова на каждую букву. И моя дочь, по своей невинности, отвечала на ваши вопросы, и в её защиту скажу, мы не искажаем анатомические вопросы в нашем доме, мисс Монро. Мы не называем вагины пи-пи, а пенисы ви-ви. Мы не делаем шумиху вокруг всего этого, а называем вещи своими именами. И что произошло, когда она ответила вам?

Я тут же краснею перед этим мужчиной, как цветок под августовским солнцем в Джорджии. Теперь мне срочно нужно вернуть свою уверенность назад.

— Дело в том, мистер Бриджес, что Инглиш не должна говорить такие вещи в классе.

— Нет, мисс Монро, дело как раз в том, что если ваши ученики говорят что-то подобное, то это вам нужно быть лучше подготовленной, чтобы урегулировать тему. Это что, сейчас лучшее на что способны преподаватели? — возмущается он.

Это уже слишком. Вся уверенность и вера в себя, которая появилась у меня за прошедшие несколько недель, разлетается крахом из-за нескольких сказанных слов.

Его взгляд прожигает меня насквозь, когда он спрашивает:

— Есть ли еще какие-нибудь вопросы по поводу Инглиш, потому что, если вы собираетесь и дальше продолжать обсуждать подобную ахинею, можете нашу встречу считать завершенной.

Мне не приходит на ум ни одной умной мысли, чтобы ответить этому ужасному человеку. Мистер Бриджес самый большой мудак на свете.

Слёзы начинают застилать глаза, но я избавляюсь от них, заставляя

себя улыбнуться и покачать головой. Он поднимается, и не сказав ни единого слова, вылетает из класса. Я даже не дала ему заполнить некоторые документов — я не произнесла и звука. Господи. Я сижу приклеенная к стулу и спустя лишь час нахожу в себе силы подняться и выйти оттуда.

Добравшись до дома, у меня всё ещё трясутся руки, когда я поворачиваю дверную ручку. Мишель сидит там и ждет меня.

— Очередная звездная встреча с учителем года? — спрашивает она весёлым голосом.

Я прикрываю ладонью рот, а в голове повторяется одна и та же мысль: «Ты не будешь плакать, ты не будешь плакать». Я приструниваю эту мысль и активно киваю головой.

Подруга выпрямляется на диване.

— Что, к черту, произошло?

Она хочет знать.

Я пересказываю ей все мельчайшие детали нашего разговора. Она так же шокирована, как и я.

— Видишь, именно в такие моменты я нуждаюсь в своих маме или папе. Они бы посоветовали мне, что делать. — Я сжимаю руки, и клянусь, мне хочется ударить того парня.

— Может у него был плохой день? — решается спросить она тихим голосом.

— Боже, Мишель, что мне теперь делать? Мне придется звонить ему, потому что он не подписал несколько документов по Инглиш. Не знаю, смогу ли быть вежливой с этим придурком.

Она начинает массировать свой лоб и произносит:

— Передай их через его дочку. Мои учителя постоянно так делали.

Сняв очки, я начинаю пощипывать переносицу, чтобы унять появившуюся боль.

— Мне нужно обсудить это с директором. Надеюсь, она не подумает, что я не в состоянии справиться с подобными проблемами.

— Да как он мог? Он же даже не дал тебе шанса.

На следующее утро, я приезжаю в школу пораньше, надеясь застать Сьюзен, чтобы обсудить свою маленькую проблему. Когда она слышит мои объяснения, мне практически приходится попросить говорить тише.

— Что он сделал? — спрашивает она еще раз.

— Вы слышали. Я действительно не знаю, как вести теперь себя с ним.

«Потому что он кусок дерьма, и я его ненавижу».

Она несколько секунд стучит ручкой по столу, а потом произносит:

— Давай отправим документы через девочку. Она очень умная, так?

— Да. И игра в слова была вполне невинна. Оглядываясь назад, я понимаю, что не должна была упоминать об этом перед ним и позволить ему меня спровоцировать, это все моя вина.

— Я понимаю, почему ты так злишься. Он пришел с опозданием, кстати, на твоем месте я давно бы ушла. Он повёл себя как сволочь. Вероятно, тебе и не стоило поднимать эту тему, но ты подумала, что ему захочется услышать о том, как одарен его ребенок.