Ради Инглиш
Шрифт:
— Да, я вижу, что ваш сын смертельно ранен. Кто-нибудь вызвал скорую?
Его бесстрастное замечание практически сражает меня наповал, хотя я понимаю, что не должна поддаваться этому.
— Мистер Бриджес, сейчас не время для шуток. Ваша дочь — хулиганка, и должна быть серьезно наказана.
После того как миссис МакЛин замолкает, она наклоняется вперед и начинает постукивать ногой. Его это не удивляет, он невероятно зол. Не могу сказать, что виню его.
Инглиш повисает на его шее и видно, как напрягаются его мышцы от
— Миссис… как вы сказали вас зовут?
Я подпрыгиваю и заявляю:
— МакЛин. Её зовут миссис МакЛин.
Он даже не смотрит в мою сторону.
— Миссис МакЛин, я никогда не воспитывал Инглиш хулиганкой, несмотря на разные обстоятельства, но её так же учили не позволять кому-либо обижать её. — Мистер Бриджес произносит это острым, как сталь, голосом, от чего меня даже передергивает.
— Моя дочь никогда не врет. — Он поворачивается к Инглиш и спрашивает более мягким голосом. — Инглиш, ты приставала к этому мальчику?
— Нет, сэр.
— Ты ударила его специально?
— Нет, сэр. Я играла с палкой, как с лазерным мечом. Я не думала, что ею можно отрезать голову. У него лишь небольшая царапина, сэр. Но ведь он обижает меня постоянно.
Он убирает прядь светлых кучерявых волос с её лица и спрашивает:
— Обижает тебя? Как?
— Он толкает меня, ставит подножки, и я падаю, папочка.
— Ты кому-нибудь рассказывала об этом?
— Нет, сэр.
— Почему?
— Ты сказал, что ябедничать плохо.
Мистер Бриджес округляет глаза, и на секунду на его лице мелькает недовольная гримаса.
— Это правда, но, когда тебя кто-то обижает, как сейчас, ты не должна молчать.
Потом своими невероятно зелено-голубыми глазами он смотрит на миссис МакЛин, и та начинает что-то говорить, но сразу же останавливается, когда замечает его приподнятые брови. А потом он произносит все тем же леденящим голосом:
— Миссис МакЛин, думаю сейчас у вас гораздо более серьезные проблемы, чем царапина на шее сына. Если он не перестанет издеваться над моей Инглиш, вам придётся иметь дело с более весомыми проблемами. Я ясно выражаюсь?
Меня это просто убивает. Неужели я настолько паршивый учитель, что не заметила всего происходящего? Неужели это могло происходить целый год, и я бы так и оставалась слепа?
Сьюзен и я обмениваемся еще один взглядом, а потом она обращается к миссис МакЛин:
— Думаю, мне стоит перевести Джордана в другой класс.
— Не могу поверить, что вы сделаете это, — выплевывает миссис МакЛин.
— Разумеется, мы сделаем это. Дедовщина не поощряется в нашей школе. Если мы узнаем, что это повторяется, нам придётся искать для него другую школу. И теперь, когда мы знаем, что его ранение было сильно преувеличено, Джордану стоит пойти в свой новый класс, чтобы он смог адаптироваться там.
Джордан не выглядит счастливым от всего этого.
— Мистер Бриджес могу я поговорить с вами и Инглиш в частной обстановке?
Мы
— Прости меня за всё случившееся. Инглиш, когда Джордан обижал тебя?
— Когда вы не смотрели. Или на игровой площадке, где никто не видел.
«Маленький подлый засранец».
— Инглиш, можешь пообещать мне кое-что? С этого момента, если что-то подобное случится с тобой или кем-то другим, рассказывай мне об этом, пожалуйста. Ты не будешь выглядеть ябедой. Ты сделаешь это для меня?
Она улыбается и кивает в ответ.
— И еще одно. Никаких больше палок на детской площадке.
— Ладно.
Я смотрю на мистера Бриджеса и извиняюсь за то, что оторвала его от работы.
— Это моя обязанность — быть родителем, — грубо отвечает он. А потом целует дочку на прощание.
Я наблюдаю, как он уходит, пока Инглиш не спрашивает:
— Вам понравился мой папа?
— Хм? Что? — Потом я понимаю, что практически глазею на мужчину на глазах его дочери, даже когда он заставляет меня чувствовать себя полной идиоткой.
— Что ж, да, он приятный человек.
Думаю, моя ложь уместна.
— У меня нет мамы. Она ушла, когда я была ребенком и не вернулась.
Вау. Эта та часть истории, которую я не должна была знать.
— Папа делает картинки. Много, очень много. И у него есть настоящие большие камеры.
— Твой папа фотограф?
— Ага.
Дети. Они выложат абсолютно все.
Инглиш берет меня за руку, и мы направляемся в сторону класса.
— Почему вы заставили Джордана пойти в другой класс? Я не боюсь его.
Я останавливаюсь и присаживаюсь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
— Мы поступили правильно. Когда один ученик обижает другого, верным решением будет развести их по разным сторонам. Поскольку не ты была виновна в этой ситуации, то и не тебя переводить в другой класс. А только Джордана.
— Папа говорит мне никогда не разжигать огонь, но я не совсем уверена, что это значит.
— Это значит не начинать первой.
— О, тоже самое сказала Банана. Деда иногда называет меня «шимпанзе». Он говорит, что я сорванец. Банана хочет, чтобы я играла с куклами, но они такие скучные.
Потом она вытаскивает язык и корчит гримасу. Мне хочется рассмеяться. А ведь я похожа на неё. В детстве я тоже предпочитала бегать и бросать мяч, нежели играть в куклы.
— Я могу поделиться с тобой секретом?
Ее миндалевидные глаза становятся огромными, как шары.
— Да! Я люблю секреты.
— Ладно, обещаешь никому не говорить?
— Обещаю.
Наклонившись вперед, я шепчу ей на ухо:
— Я тоже никогда не любила кукол. Когда я была приблизительно твоего возраста, у меня была большая кукла и я отрезала ей волосы. Боже! У меня были такие неприятности. И знаешь почему?