Ради милости короля
Шрифт:
Ощутив проволочную жесткость его бороды и чуть влажное прикосновение губ, она задрожала.
– Ах, Ида, ваша власть в том, что вы ее не осознаете, – пробормотал Генрих.
Когда она допила вино, он помог ей натянуть шелковые чулки и завязать подвязки, поцеловал мягкую кожу бедер над застежками и под пятнами крови и семени. А потом надел на ее шею воротник из горностая как еще один символ королевского обладания.
– Вот. – Он погладил мех, а затем ее шею. – Этот воротник будет согревать вас до нашей следующей встречи.
Ида не помнила, как покидала покои короля, как переставляла ноги, покуда маршал вел ее обратно в женскую спальню. Года и Бертрис захлопотали вокруг нее, но она принимала их услуги, словно каменная
Глава 5
Через четыре дня, за которые король вызывал ее дважды, у Иды начались регулы, и она испытала безмерное облегчение оттого, что семя Генриха не укоренилось. Бертрис, хорошо осведомленная в подобных вещах, посоветовала ей перед посещением Генриха промывать женские части уксусом, поскольку это препятствует зачатию. Ида знала, что предотвращение беременности – грех, но прелюбодеяние с королем уже запятнало ее, и мысль о том, чтобы понести дитя, наполняла ее страхом и стыдом.
Сперва она боялась покидать свою комнату, полагая, что прочтет слово «шлюха» в глазах у каждого встречного, но внимание окружающих было в основном доброжелательным, хотя и чрезмерным. Она ловила восхищенные взгляды и взгляды, полные жалости. Королевские служащие выказывали ей уважение. Если кто-то и причмокивал губами, сопровождая это характерными жестами, то делал это не в ее присутствии. Она была королевской любовницей; она носила на пальце его перстень, на шее – его горностай. Как и обещал Генрих, его интерес окружал ее ярким защитным ореолом.
Он прислал новые дары. Роскошную ткань на платья, изящно позолоченные туфли, чулки из тончайшего шелка, ленты, кольца и броши. Королю нравилось, когда она сидела в его спальне по вечерам, вышивала или плела тесьму на своем маленьком ткацком станке. Он наблюдал со снисходительной улыбкой. Возможность сосредоточиться на том, что Ида хорошо умела делать, помогала справиться с беспокойством, а Генрих, похоже, получал удовольствие оттого, что она была рядом. Королю нравилось, когда она разминала ему плечи или массировала ступни и пела. Он часто вызывал ее только для того, чтобы обрести утешение в кротком женском обществе, не требующем умственного напряжения. Когда Генрих хотел уложить ее в постель, Ида уступала его желаниям безропотно. Разобравшись, чего следует ожидать и чего ожидают от нее, она перестала бояться. Постепенно она научилась радоваться тому, что может дарить удовольствие.
Ида даже начала испытывать к Генриху определенную привязанность. У него была очаровательная манера ерошить волосы во время раздумий, и, посещая его личную спальню по ночам, она видела уязвимые места, которые он скрывал от двора. За несколько месяцев до появления Иды в жизни короля его любовница Розамунда де Клиффорд умерла при родах вместе с младенцем. Генрих не любил говорить об этом, но по редким замечаниям, полным мучительной тоски, Ида заключила, что эта смерть оставила прореху в его жизни, которую никто и никогда не сможет заштопать. Ида была лишь жалкой заменой – тусклым огоньком тепла в стылой пустоте.
Когда ее положение упрочилось, просители начали предлагать взятки за ходатайство перед королем, чтобы он прислушался к их нуждам. Ида была поражена, когда торговец впервые преподнес ей отрез алого шелка и попросил помочь подыскать для него клиентов среди придворных. Не зная, что делать, но решив, что честность – лучшая политика, Ида взяла ткань и показала ее Генриху, который громко засмеялся, поцеловал Иду и назвал ее прелестью.
– Оставьте шелк себе, – хихикнул он, – и рекомендуйте торговца. Просители потекут к вам рекой, а вы заслужили награду за свою свежесть и честность! – Он намотал прядь
Ида кивнула, почувствовав облегчение и радость. Судя по реакции Генриха, поступила правильно в сложной незнакомой ситуации.
В начале марта, через шесть месяцев после представления Иды Генриху, двор вновь расположился в Виндзоре. Уходящая зима дала арьергардный бой. Резкий северо-восточный ветер швырял горсти мокрого снега в плотно закрытые ставни, и пришлось зажечь дополнительные свечи, чтобы разогнать сумрак. Сидя у окна и радуясь подбитой соболем накидке, Ида играла в шахматы с костями [10] с младшим сыном Генриха Иоанном, которому недавно исполнилось одиннадцать лет. Это был сообразительный ребенок с обаятельной улыбкой и обманчивым налетом невинности, за которым скрывались коварство и жестокость. Ему нельзя было доверять. Ради победы мальчик был готов на все, и потому с ним редко соглашались играть. Он поймал Иду у окна, не оставив ей другого выхода. Иде не нравился Иоанн, но она жалела его, и не в ее характере было отказывать детям. Королева Алиенора, его мать, находилась под домашним арестом в Солсбери за участие в разжигании мятежа трехлетней давности, и Иоанн редко виделся с ней. Его братья были уже взрослыми со своим окружением и заботами, и шансы мальчика на наследство, как самого младшего, были весьма сомнительными.
10
Шахматы с костями — разновидность шахмат, в которых игрок бросает кости, чтобы определить, какой фигурой ходить.
Иоанн бросил кости, сделал ход и поднял светло-карие глаза, наблюдая за проходящей мимо строго одетой женщиной, за которой шли двое молодых мужчин.
– Гундреда, вдовствующая графиня Норфолк, с сыновьями, явилась, чтобы засвидетельствовать почтение моему отцу, – сообщил Иоанн.
Его глаза сардонически блестели, отчего он казался старше своих лет. Политика и интриги составляли его суть, подобно телосложению отца и волосам и глазам матери. Врожденные черты, вошедшие в плоть и кровь.
– Вы их знаете, сир? – подняла глаза Ида.
Графиня Гундреда была ее троюродной сестрой, но они никогда не встречались и не разговаривали.
– Только понаслышке, – покачал головой Иоанн. – Они еще утром пытались переговорить с моим отцом, но он был слишком занят. Я знаю, она подольщалась к Джону Маршалу, чтобы провел ее мимо привратников, но получила отказ.
Ида вспомнила, что муж Гундреды, граф Гуго Биго, умер во Фландрии. Ходившие несколько месяцев назад слухи о том, что он стал крестоносцем, оказались правдивы, но, несмотря на принесенный обет, он не продвинулся дальше Сент-Омера ввиду слишком слабого здоровья. Возле рта его вдовы пролегли глубокие морщины, а взгляд был полон подозрительности. Ее старший сын был примерно одного роста с Генрихом. На выступающем бледном подбородке топорщился желтый пушок, а взгляд был настороженным, как у матери. Темноволосый младший сын шел последним, сутулясь. Его живот свисал через пояс, словно ком теста.
– Вряд ли она сумеет заинтересовать моего отца, – усмехнулся Иоанн. – Разве что у нее найдется что предложить. От ее взгляда молоко киснет в крынках, а тело похоже на мешок репы.
Ида сжала губы и промолчала, так как Иоанн явно хотел ее разозлить. Она бросила кости, сделала ход и поставила принца в сложное положение. Он нахмурился, и она поняла, что совершила ошибку, не позволив ему выиграть. Генрих засмеялся бы и назвал ее умной девочкой, но Иоанн прищурился.
– Что ж, – добавил он, – по крайней мере, вам нечего опасаться: не сомневаюсь, что вы останетесь любимой подстилкой моего отца.