Ради милости короля

Чедвик Элизабет

– К счастью для нас, стало известно, что даже в плену Ричард пребывает в добром здравии и не теряет присутствия духа. Маневры Иоанна ни к чему не приведут.

– И что сейчас происходит?

Он пожевал и проглотил.

– Необходимо выкупить короля. Каждый должен отдать четверть своих доходов. Доля рыцаря будет оценена в двадцать шиллингов. Все сокровища королевства – золото, серебро, все, что удастся найти, – мы обменяем на его освобождение.

– И сколько составляет выкуп? – Ида подлила вина в кубок и смахнула капли воды с плеч мужа, чтобы еще раз прикоснуться к нему.

– От нас требуют сто тысяч марок.

Ида

была поражена:

– Но где столько взять? Ричард почти разорил нас, чтобы собрать деньги на Крестовый поход. Что осталось?

Роджер доел пирожок и ополоснул руки в остывающей воде.

– Есть еще кое-какие ресурсы, в том числе возобновляемые, например настриг шерсти. Пока Ричард жив, пусть и в плену, Иоанн не может стать королем. Я берегу наши земли для сына. Не позволю, чтобы война опустошила их, перечеркнув все мои труды.

– Но двадцать шиллингов с рыцаря…

– С нас – чуть меньше ста девяноста марок. Не сомневаюсь, что сумму округлят до двухсот… и еще придется добавить столовым серебром, драгоценностями и так далее. – Тяжело вздохнув, он вышел из ванны. – Немецкий император не дурак. Он подсчитает, сколько можно выжать из Англии, и запросит ни одним пенни меньше.

Одевшись, Роджер отправился инспектировать строительство. Оставив детей со служанками, Ида сопровождала мужа, пока он обсуждал с мастером стоимость работ и неизбежный пересмотр сроков ввиду необходимости собрать выкуп за короля. Затем они поднялись на бревенчатую стену с видом на море и ярко-зеленые весенние луга. Ягнята резвились рядом с матерями, одетыми в нарядные шубки. Ида испытала укол обиды при мысли, что они уже принесены в жертву вызволению короля из плена.

Прислонившись к бревнам, Роджер произнес:

– Я был здесь, когда сносили укрепления Фрамлингема. Не тронули только старый дом. Моим долгом было засвидетельствовать разрушение, и я поклялся тогда, что верну себе графство и не просто отстрою все заново, а возведу краше прежнего, – мрачно улыбнулся он жене. – Когда гол как сокол, потерь не страшишься. Но если есть что терять, все иначе.

Ида прикусила губу, не желая думать об этом. Не сейчас. Это нечестно. Муж вернулся домой, и, хотя она знала, что у него есть обязанности и тяжкая ответственность, должна быть хотя бы краткая передышка. Должна быть, иначе можно сойти с ума.

– Помните наше первое свидание? – спросила она. – В Вудстоке?

Роджер смотрел в одну точку на горизонте, но перевел взгляд на жену. Хмуриться он не перестал, однако губы слегка изогнулись в улыбке.

– Да, и что?

Ида коснулась его торса:

– Я сказала, что вы не стары и не седы, но нуждаетесь в заботе.

– Подобно больному дереву, – скривился он. – Как же, помню.

– Мне кажется, вы снова нуждаетесь в ней. – Она погладила мужа по волосам. Свежевымытые, они напоминали на ощупь мягкие перья. – Я уж точно нуждаюсь. – Ида легонько коснулась щеки и, когда Роджер повернулся навстречу ее ласкам, чтобы поцеловать ладонь, прошептала: – Я скучала по вас… – Внезапно у нее засаднило горло, и она прильнула к супругу. – Каждый день без вас казался годом.

– Каждый день казался годом! – Он заключил ее в объятия.

* * *

Сидя на боевом коне, Роджер любовался, как Гуго скачет легким галопом по выгону. Зажав под мышкой легкое копье, мальчик направлялся

к первой из трех стоек, где были подвешены сплетенные из ивовых прутьев кольца. Гуго уверенно правил лошадью, хорошо сидел в седле, и рука не дрожала. Он попал в первое кольцо, а затем под рукоплескания зрителей подхватил копьем второе и третье.

– Он станет поединщиком не хуже отца, – с широкой улыбкой заметил Оливер Вокс, когда Гуго развернул коня и поскакал обратно.

Роджер гордо улыбнулся и не стал поправлять рыцаря, хотя в глубине души надеялся, что Гуго не станет тратить время на турниры. У паренька неплохие задатки, но Роджер знал, что при первой же возможности Гуго уткнется в научный трактат или отправится к каменщикам. Ему интересно, как ломают и обтесывают камень, он приходил в восторг от тонкой работы резчиков и шлифовальщиков. У него материнское чутье на симметрию, цвет и узор. Воинское дело являлось необходимой частью его образования, но Гуго не считал его главным в жизни, в то время как младшие братья размахивали игрушечными мечами, стремясь всех победить.

– Отличная работа, сын! – похвалил Роджер, когда Гуго подъехал.

Мальчик покраснел от удовольствия.

С уколом боли Роджер осознал, как сильно сын вырос за время его отсутствия. Гуго все еще был ребенком, но перед ним простиралась юность, а не несколько лет детства. Роджер приказал оруженосцу повесить кольца на место, взял копье у слуги и поскакал, чтобы повторить маневры Гуго. Отчасти хотел отточить собственное умение, но дело было не только в этом. Соразмеряя руку, глаз и движение лошади, Роджер испытывал наслаждение и напоминал себе, что под бременем дел и ответственности, навалившимся на его плечи, еще кипит кровь мужчины, способного радоваться мелочам жизни.

Он пробыл дома неделю, и, хотя был занят в поместье, приглядывая за строительством цитадели и решая вопросы выкупа, выдавались и краткие мгновения вроде этого, когда он мог расслабиться. Просыпаться в кровати с пуховой периной и Идой под боком было роскошью, как и наслаждаться ее обществом во время трапез и по вечерам, когда она льнула к нему за шитьем или пела с ним дуэтом. И конечно, роскошь плотской близости! Роджер, в отличие от некоторых мужчин, не был рабом похоти и блуда, но ему мучительно не хватало радости соблазнения жены… и соблазнения женою. Дети тоже радовали. Их проказы и веселье забавляли, как и эта скачка с копьем наперевес. Дети заставляли кровь в его жилах течь быстрее. Когда младшая дочь засыпала у него на коленях, свернувшись клубочком под отцовским меховым плащом, хотелось защитить ее от любых превратностей судьбы. Какое безоговорочное доверие и любовь! Его отцу было неведомо подобное, он отшатнулся бы при одной мысли взять ребенка на колени, и потому к радости Роджера примешивалась едкая нотка печали.

Он поймал три кольца наконечником копья и легким галопом вернулся к товарищам, невольно греясь в лучах сыновнего обожания.

Когда Роджер слезал с коня, огромный белый гусак с птичьего двора запрыгал по траве, хлопая крыльями. Вытянув шею, гогоча и шипя, он с неподдельной злобой преследовал несколько кудахчущих, взволнованных кур, защищая свою территорию.

– Осторожнее, сир, – предупредил конюх, который подошел, чтобы забрать коня Роджера. – На прошлой неделе он напал на главного каменщика, решил, что тот угрожает его подругам.