Ради мира на земле
Шрифт:
Читатели узнали тогда о смелом комдиве генерале А. В. Бандовском; познакомились с легендарным комиссаром Н. И. Толкачевым, продолжившем борьбу в Минском подполье; прочитали о боевых действиях партизанского отряда под командованием Б. М. Цикунова, в котором было много бойцов-челябинцев; пережили трудную судьбу лейтенанта М. В. Бойко-Бабы, угодившего в концлагерь, но не склонившего головы; встретились, со многими другими.
Документальный рассказ «Непобежденные» вызвал поток писем. Они начинались словами: «Мне довелось воевать в 85-й стрелковой дивизии…» Эти воспоминания давали новые направления поиску.
Однажды пришло письмо от человека, имя которого только вскользь упоминалось в связи с повествованием о судьбе Николая Ивановича Толкачева.
«Уважаемые товарищи! Мне стало известно, что в вашей газете опубликованы материалы
Ананьева…
Ананьева!
«Непобежденные» из главы второй: «Комиссар Толкачев».
Бригадный комиссар Николай Иванович Толкачев родился в 1899 году в семье рабочего, в 1918-м вступил в ряды РККА, с 1920-го — член ВКП(б). Сражался против банд генералов Краснова, Деникина, Булак-Булаховича, против белобандитов, пытавшихся захватить КВЖД. Депутат Верховного Совета РСФСР первого созыва от Челябинской области. Делегат XVIII съезда партии. Вместе с дивизией вступил в бой с гитлеровцами 22 июня 1941 года. При выходе из окружения был ранен, попал в фашистский лазарет в Минске…
Минск. Август 1941 года. В кварталах дымятся недогоревшие дома. По безлюдным улицам маршируют немецкие патрули.
В старом здании больницы гитлеровцы разместили лазарет для русских военнопленных. На цементном полу вповалку лежали они, перевязанные грязными тряпками, в пропитанных кровью и потом лохмотьях.
Жена одного из офицеров Еремина — Анна Степановна Ананьева — работала в минском госпитале и, не успев эвакуироваться, стала работать в этом лазарете. Вот что она рассказала:
«Нас было четверо. Утром мы приходили в это большое здание, где для порядка стоял один немец… Сюда фашисты собирали по дорогам и лесам раненых бойцов и командиров. Если бы вы видели! Это был ужас. В грузовике раненые набросаны как попало, один на другом, изуродованные, а некоторые уже мертвые.
Санитарки раздобыли где-то солому. Чтобы подстелить ее, нужно приподнять каждого раненого. Мне тяжело было наклоняться — скоро я должна была родить, но сейчас о трудностях нечего было и думать.
Вот стонет еще один раненый. Около него лужа крови. «Подожди, родной, сейчас перевяжу!» — наклонилась над ним. Стала отдирать прилипшие к ранам тряпки. Раненый судорожно вздрогнул. Глянула на него и обомлела: «Николай Иванович! Николай Иванович! Это я, Ананьева». (Я работала одно время в политотделе дивизии и хорошо знала бригадного комиссара.)
Но он был без памяти, ноги выше колен в страшных ранах. Побежали за медсестрой. Стали его лечить и тайком подкармливать.
Мы узнали, что нас, русских, скоро в лазарет пускать не будут. Приготовили для Николая Ивановича брюки, рубашку и галоши, так как ботинок не нашли. Вечером, преодолевая страшные боли, Николай Иванович, улыбаясь окружающим, сказал, что хочет посмотреть погоду. Я вывела его во двор. Подошли к небольшому пруду, где была спрятана гражданская одежда. Он почти не шел и сразу повалился, как только почувствовал, что на нас никто не смотрит. Такая у него была боль в ногах. Надо было спешить. Я с трудом переодела его и не повела, а буквально потащила. Через ворота его нельзя было вести. Немцы могли нас заметить и расстрелять. Волокла через задний двор на другую улицу. Я ревела ревом — так мне было тяжело. Но дома стало еще труднее: в комнате я не могла его оставить и, не отдышавшись, подняла его на чердак.
Намучилась — словами не передать. Свалилась на кровать. А через несколько часов родила дочь…»
Ананьева! Сразу же в Серпухов, откуда она написала, полетело письмо:
«Дорогая Анна Степановна! Очень рады… Просим вас… Подробнее…»
«Тов. Ананьева Анна Степановна с первых дней оккупации немецкими фашистами г. Минска принимала участие в борьбе против фашистских захватчиков. Она являлась членом подпольного партийного комитета района Комаровки г. Минска, руководимого т. Маркевичем. Ею были созданы небольшие группы советских граждан в двух немецких лазаретах, городской больнице и в первом клиническом городке, через которые она организовала вывод советских раненых и пленных из немецких лазаретов, обеспечивала их документами и через связных переправляла в партизанские отряды.
Ананьева лично, рискуя двумя жизнями (своей и родившейся в ту ночь дочери), на своих плечах вытащила и
Тов. Ананьева по заданию подпольного партийного комитета на своей квартире организовала ручной стеклограф и печатала маленькую подпольную газету «Патриот Родины», которой было выпущено 12 номеров и которая расклеивалась на Сурожском и Комаровском базарах, а также в общественных местах, прилегавших к этим районам. Передавала партизанскому соединению исключительно ценные сведения о месторасположении немецких воинских частей, их военном оснащении и планах.
Она систематически доставала и переправляла в партизанское соединение остродефицитные лекарства, медицинские инструменты и перевязочный материал.
Будучи партизанкой отряда имени Чкалова, а затем Лидского соединения Барановичской области, Ананьева по заданию подпольного горкома партии принимала активное участие в боевых и хозяйственных операциях, а также вела большую партийную работу. Ею была организована партизанская агитбригада, которая систематически выезжала в деревни и выступала перед народом с яркой политической пропагандой и остро высмеивала «непобедимость» немецкой армии.
За активное участие в борьбе против немецко-фашистских захватчиков Ананьева А. С. награждена орденом Отечественной войны II степени и медалями: «Партизану Отечественной войны II степени», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и «За трудовую доблесть».
«Уважаемый Александр Иванович!
Получила ваше письмо и вырезки из газеты и как-то растерялась. Кажется, сказать надо много, а слова на бумагу не ложатся. Поэтому задержалась с ответом.
Первое, что я сделала, это собрала все, что у меня есть: письма жены Толкачева — Натальи Евдокимовны, газетные и журнальные статьи о Толкачеве. Но, кажется, получилось, что больше посылаю о себе — хотя на это у меня не должно быть прав, так как в 85-й стрелковой дивизии я работала в политотделе с IX.1940 по IV.1941 гг. и женой В. С. Еремина была также немногим больше года…
До ухода Василия Степановича в ряды Красной Армии я работала на ЧТЗ вместе с ним и его женой Ксенией Ивановной. Дружили. Они приходили ко мне частенько с детьми в выходной день. А когда он ушел в армию, Ксения не только заходила, но и оставалась иногда ночевать с ребятами. Мы с ней были как родные…»
Беда пришла неожиданно. Дети Еремина остались без матери. Они были в том же садике, что и трое детей Анны Степановны. Вместе с ними возвращались в ее дом, привыкая к нему, как к своему. Постепенно перестали называть Анну Степановну «тетей Аней», вторя за ее детьми: «Мама»…
Василий Степанович попросил Анну Степановну присматривать за ребятишками, а через некоторое время сообщил, что едет на Халхин-Гол. Это был тридцать девятый год.
Так у Анны Степановны стало пятеро. Одно было ясно — за детей Василию Степановичу беспокоиться нечего. Ему просто повезло, что рядом оказалась Анна Степановна, у которой любовь к детям еще с молодости, еще с тех пор, когда она создавала в Серпухове детскую организацию «Муравейник». Каждый выходной день на квартире Ананьевых устраивались концерты. Свои и соседские дети пели, читали стихи, танцевали. Очень был популярен танец «Мы матрешечки, мы кругляшечки». Ребятишки исполняли его и в детском саду.
«Посылаю денежный аттестат, в котором одна графа остается незаполненной мною: «Кому?» Я сказал начфину: «Напиши: матери моих детей…»
Ее вызвали в военкомат, и она толком не смогла сказать, кем приходится Еремину. Не помнит уже, что ответила тогда, при оформлении денежного аттестата. Да и как объяснишь — дети Еремина зовут мамой, любят ее.
Еремин был переведен в Минск, даже в Челябинск не смог заехать. Анна Степановна засобиралась в дорогу — решила дать возможность ребятам повидать отца. Поехала в часть, да там и осталась.