Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
Киров, отправляясь в Хибины, пригласил в поездку председателя облсовнархоза Кодацкого, который должен был взять на себя заботу о строительстве шахт и рабочего поселка, заботу о снабжении Хибин рабочей силой, материалами, оборудованием.
Иван Федорович Кодацкий был сравнительно молодым человеком. Сам из питерских рабочих, плотный, с волевым лицом, он был толковым руководителем. Киров познакомился с ним еще в Астрахани, где Кодацкий был начальником «Облрыбы» и оказывал большую помощь выздоравливавшим бойцам Одиннадцатой армии.
Встретившись
Сейчас, возвращаясь в Ленинград, они под стук колес разговорились.
— Знаешь, Иван Федорович, меня последнее время очень беспокоит положение на Путиловском. Скоро весна, а план по тракторам повис в воздухе. Ведь многие мастера и инженеры побывали в Америке, подучились там, а толку мало.
— Так ведь еще не закончили реконструкцию завода, Сергей Миронович.
— Пушечная мастерская переоборудована и оснащена новыми станками.
— А какие планы утвердили? Легко ли? Серийное производство только налаживаем. Сложные узлы, что ввозили из Америки, еще не успели полностью освоить.
Киров задумался, закурил. Вспомнились события прошлого года. Осенью на «Красном путиловце» был торжественный митинг по случаю выпуска трехтысячного трактора. Из Москвы приехал председатель ВСНХ Куйбышев.
Когда отгремели аплодисменты, Куйбышев объявил, что ЦК и Совнарком ставят перед путиловцами задачу выпустить в 1930 году десять тысяч тракторов.
Директор завода Грачев, могучий человек, крякнул от этой цифры. А технический директор Саблин — старый инженер-интеллигент вздохнул и развел руками:
— Это, товарищи, нереально.
— А давайте спросим рабочих, — вмешался Киров.
— Встречный! Даешь встречный! — закричали рабочие. — Путиловцы не должны плестись в хвосте! — И тысячи рук проголосовали за встречный — дать стране в 1930 году двенадцать тысяч тракторов.
Сейчас, вспоминая этот митинг, Киров думал: «Не погорячились ли мы тогда? Не увлеклись ли чрезмерно?..» Ему не хотелось об этом говорить с Кодацким, но он не мог подавить в себе чувство тревоги и беспокойства.
Потушив окурок, Киров снова достал папиросы, предложил Кодацкому.
— Иван Федорович, ты хаживал пешком на большие расстояния? — неожиданно спросил Киров.
— Случалось... А что?
— Сколько верст, по-твоему, способен пройти здоровый человек за день?
— Верст двадцать пять — тридцать махнет.
— А больше?
— Может и больше, если приналяжет.
— А ты читал «Слово о полку Игореве»?
— Это старинное? Вроде читал.
— Так вот, дружинники князя Игоря с боевым снаряжением делали в сутки по сорок верст. А в трудное время — даже по восемьдесят.
— Тогда народ сытее был и сложением покрепче.
— Может быть, но ведь у нас воля! Мы же советские люди и строим социализм!
— Это я понимаю, Сергей Миронович.
— А если понимаешь, скажи прямо: можем мы пройти в сутки не тридцать, а, скажем, пятьдесят верст?
—
— Ага! Вот это я и хотел знать, — улыбнулся Киров. — Будем работать не по восемь, а, если потребуется, по десять — двенадцать часов. А иногда и в две смены! Главное — надо поверить в успех! И прежде всего нам, руководителям. Наша вера передастся другим, и тогда победа будет обеспечена! Вспомни Астрахань! Ведь тот, кто сомневается, никогда не приведет свое войско к победе.
— С этим я согласен, Сергей Миронович, — оживился Кодацкий.
— И перестал сомневаться?
— Перестаю...
— Давно бы так. Видел ведь, как в Хибинах секретарь комсомольский вскипел? Я, говорит, навечно останусь. А!.. Однако уже время позднее. Давай перекусим — и спать! В Ленинград мы должны приехать отдохнувшими. Там ждут горячие дела...
Дела сразу же захватили: телефонные звонки, поездки, выступления, встречи с руководителями предприятий и партийных организаций. Но вдруг как-то днем звонок от Кодацкого, заставивший его побледнеть.
— Что? Не может этого быть! — крикнул Киров в трубку.
— Я только что получил телеграмму из Москвы — ВСНХ заказал турбины для Днепрогэса в Америке.
— Надо протестовать. Турбины должны делать мы...
На Металлическом заводе еще в прошлом году был построен новый большой и светлый, хорошо оборудованный турбинный корпус.
Английские специалисты хорошо отзывались о нем, однако выразили сомнение, что ленинградцы сумеют без их помощи построить мощные гидротурбины для Днепрогэса. Проектирование этих турбин началось в конструкторском бюро завода еще в двадцать восьмом году. Но шло туго. На заводе пока делали только паровые турбины...
Пришлось укрепить руководство завода. Директором был назначен смелый и энергичный человек Иван Пенкин. Главным инженером — опытный инженер с Путиловского Ицхакен. Начали строить первую мощную турбину.
Опять бурный митинг. Опять горячие речи. И рабочие подписывают письмо в Совнарком, где просят, чтобы заказы для Днепрогэса были «даны детищу советского турбостроения — Ленинградскому металлическому заводу...».
Киров сам позвонил в ВСНХ. Куйбышева не оказалось. К телефону подошел Межлаук.
— Да, да, товарищ Киров. Все знаю. Вопрос о турбинах обсуждался в Совнаркоме. Ваш Металлический не готов выполнить срочный заказ. Ведь плотина Днепрогэса уже почти готова. Решено подписать контракт с Америкой. Металлическому заводу поручается изготовить для Днепрогэса одну вспомогательную турбину мощностью в две тысячи киловатт.
— Выходит, вы не верите рабочим, а верите капиталистам? — негодуя, спросил Киров.
— Вспомните, как было с тракторами полтора года назад! — ответил вопросом на вопрос Межлаук. — Вы обещали пять тысяч, а дали всего тысячу... А сейчас что? Как выполняется ваш встречный?