Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

Нагаев Герман Данилович

Вернувшись с завода и поговорив с товарищами о делах дня, Киров сел к столу, заглянул в блокнот, где были наметки предстоящих дел, и, найдя пометку: «Написать Орджоникидзе», сел за письмо.

Комаров как-то показал ему записку Орджоникидзе, присланную из Москвы ленинградцам.

Киров прочел ее дважды:

«Дорогие друзья! Ваша буза нам обошлась очень дорого: отняли у нас товарища Кирова. Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует. У меня нет ни малейшего сомнения, что вы там справитесь и каких-нибудь месяца через

два все будет сделано.

Киров — мужик бесподобно хороший, только кроме вас он никого не знает. Уверен, что вы его окружите дружеским доверием. От души желаю вам полного успеха.

Крепко жму ваши руки.

Ваш Серго.

Р. S. Ребята, вы нашего Кирыча устройте как следует, а то он будет шататься без квартиры и без еды.

Целую всех. Серго».

«Как тепло написал Серго. Он истинный друг. Даже попросил устроить с квартирой. Знает, что я не буду с этим возиться... А я вот до сих пор не смог ему черкнуть. Теперь уж он, наверное, в Тифлисе. Напишу туда».

Киров достал ручку с вечным пером, взял бланк — «Центральный Комитет Азербайджанской Коммунистической партии (больш.)» — и начал писать:

«Дорогой Серго!

Как и следовало ожидать, встретили здесь не особенно гостеприимно. Особенно потому, что мы сразу пошли по большим заводам... Понятно, что губкомщики и райкомщики лезут на стену. Они хотят, чтобы их разогнали. Мы же думаем, что это нарушило бы основные правила демократии. В общем обстановка горячая, приходится много работать, а еще больше драть глотку... Все приходится брать с боя. И какие бои! Вчера были на «Треугольнике», коллектив 2200 человек. Драка была невероятная, доходило до мордобития!.. Собрания изводят, голова идет кругом...»

Дописав письмо Орджоникидзе, он еще черкнул несколько строчек жене и, попросив дежурную разбудить ровно в восемь, лег спать.

Однако сон не шел. Через полчаса он включил свет и развернул «Красную газету». Пробежав несколько абзацев, скомкал ее и бросил в корзину. ««Ленинградская правда» стала другой, а эта все выгораживает зиновьевцев...»

Достав со стола блокнот, он сделал пометки: «Договориться с ЦК о переводе Чагина из Баку редактором «Красной газеты»». Потом потушил свет, лег, сразу уснул...

Глава тридцать вторая

1

Поздно вечером члены ЦК собрались в гостинице, чтобы подвести итоги дня. Оказалось, что оппозиция пустила корни по всем предприятиям. Собрания проходили бурно. Защитники оппозиции вступали в ожесточенные споры и даже в рукопашную.

Перепалки могли затянуться и осложнить борьбу.

Соединились со Сталиным, который, несмотря па поздний час, был у себя в кабинете. Выслушав подробный доклад, Сталин сказал всего несколько слов:

— Одобряю ваши действия. Продолжайте выступления на заводах. ЦК занимается

делом оппозиции...

На другой день «Ленинградская правда» дала отчеты о вчерашних партийных собраниях, резко осуждая раскольнические выступления оппозиционеров.

Все же собрания превращались в жестокие схватки. Каждый завод, каждый партийный коллектив отвоевывался у оппозиции с боем...

Вечером, когда москвичи собрались снова, в комнату вошел уже знакомый многим старый большевик, заведующий общим отделом губкома Свешников. Он не поддерживал оппозицию, но и не высказывался против. Казалось, выжидал...

— А, товарищ Свешников? — встретил его Ворошилов. — Что, есть новости?

— Да. Получена телефонограмма из ЦК, подписанная товарищем Сталиным, — и он протянул телефонограмму Кирову.

Тот прочел вслух:

— «ЦК утвердил Секретариат ЛК в составе Кирова (первый секретарь), Комарова и Бадаева...»

— Это важно! — сказал Калинин. — Теперь нам будет легче бороться с оппозицией. Придется тебе, Сергей Мироныч, переселяться в Смольный и поднимать коммунистов Ленинграда.

2

Киров обосновался в Смольном, но жить продолжал в гостинице вместе со своими московскими товарищами, которые поддерживали его в трудной должности.

Киров внимательно присматривался к людям, окружавшим его в губкоме. Он знал, что многие из них, если не большинство, приверженцы Зиновьева.

Как полководец старается обеспечить себе надежность тыла, так и Киров думал о том, чтобы обезопасить новое руководство губкома от удара в спину. Необходимо было провести чистку партийного аппарата. Но заняться этим было решительно некогда. Каждый день приходилось выступать на больших партийных собраниях, на заводах, где проходила «линия огня».

Пригласив к себе секретарей губкома — Комарова, Москвина и Шверника, он попросил их заняться проверкой партаппарата и отнестись бережно к людям, которые введены в заблуждение и не являются оппозиционерами.

Кирова более всего беспокоили схватки с главными «вождями» оппозиции, которые имели большой опыт полемической борьбы, были подкованы теоретически и имели широкую известность.

Ему хорошо помнилось выступление Зиновьева на съезде. Он выставлял себя чуть ли не единственным преемником Ленина, говорил с дерзким апломбом и всех старался подавить своим «авторитетом».

«Если мне придется схватиться с этим волкодавом, он же меня раздавит. Я могу выстоять в борьбе с ним только в том случае, если буду гвоздить его ленинскими доводами».

Киров еще в первый день прихода в кабинет в Смольном обратил внимание на отлично подобранную библиотеку, особенно по марксистской литературе.

И вот сегодня, когда выдался свободный день от выступлений на заводах, он отобрал ленинские книги и брошюры последних лет и стал их просматривать, делая краткие выписки в блокнот.