Ради тебя

Снежинская Катерина

– В Арьергерде их продавать нельзя, моментально слухи пойдут, а мне это сейчас ни к чему, - спокойно продолжила Тильда.
– И пусть не стесняется, поторгуется. На первое время нам должно хватить, потом я ещё что-нибудь придумаю. Слушай дальше. Найди сиделку для Карта и девчонку порасторопнее, чтобы за Грегом присматривала. Ты местных лучше знаешь, сообразишь, кого нанять. Главное, чтоб обе не слишком любили языком не трепать.

– Ну с этим я справлюсь, - ворчливо отозвалась Айда.

– Хорошо. И вот ещё что. Подумай, где дядюш... Где Берри мог хранить бумаги. Много бумаг, папки, листы в рулонах.

–

Это ещё чегось?

– Архив моего отца. Я его никогда не видела, значит, Крайт их надёжно прятал. Подумай. Это не сейф, не шкафы. Тогда где?

– Так ежели у вас ничегошеньки нету, чего тогда вы ентому господину торговали?
– оторопела старушка.

– Воздух, - Тиль встала, опершись обеими ладонями о поясницу, принялась расхаживать от окна к креслу и обратно.
– Воздух я ему торговала. Но не слишком и врала, если подумать. Архив должен быть. Насколько я помню, багажа родители не так много взяли. А ещё с нами поехала мамина горничная, лакей отца и секретарь. Вряд ли они хотели из колоний эмигрировать, это отсюда туда люди попасть желают, а никак не наоборот.

– Вот уж ничуть не бывало!
– возмущённо фыркнула Айда.
– Чего хорошего в этих ваших колониях? Ничегошеньки и нету!

– В общем, родители не собирались здесь надолго задерживаться, - отмахнулась Тильда.
– Значит, архив остался там и утонуть не мог. Логично?

– Чевойсь?

– Неважно. Потом дядюшка вывез всё мало-мальски ценное, даже мамин клавесин прихватил. И мимо бумаг, конечно, пройти не мог. Но и не использовал их, потому что в наследстве говорилось только о патентах, полученных отцом. Значит, архив Берри где-то припрятал. И, думаю, здесь, а не в городе. Ну ладно, ладно! Я надеюсь, что здесь, а не в городе. Но в целом складно получается?

– Ничегошеньки сообразить не могу, - помотала головой Айда, - вот ни словечка понятного.

– Это тоже не имеет значения, - Тиль резко развернулась.
– Главное, надо найти бумаги и быстро. Долго водить за нос этого Арчера не сумею.

– Вот что я вам скажу, барышня, - насупилась старушка.
– Поначалу-то следует купить корову, а потом уж её сбагривать.

– Корову возможно, - Тильда и сама не заметила, когда по старой детской привычке успела большой палец в рот сунуть, под корень обгрызая ноготь.
– Но деньги нужны срочно и немалые. Да ещё получить их надо так, чтобы Арьере лапу наложить не мог. А Арчер во мне пока не заинтересован. Вот после подписания контракта совсем другой расклад получится, там я и поднажать сумею. Только это быстро не делается, пока договор составят-согласуют, не одна неделя уйдёт, поторопить его надо. Небо!
– Тиль раздражённо растрепала волосы, безжалостно выдёргивая шпильки.
– Может, я на самом деле поспешила? Ладно, станем решать вопросы по очереди.

– Я, понятно, старуха, да ещё тёмная, буквы-то разбираю с трудом, - совсем не к месту встряла Айда, - Да только вот вы сказали, будто на денежки супружник ваш позариться могёт. А какие там подпися с бумагами, ежели он, супружник, то есть, никуда деваться не собирается?

– Согласна, с этим тоже придётся разбираться, - кивнула Арьере.
– А ещё со спиритом.

– С каким таким спиритом?

– С Грегом. Нельзя, чтобы начальство Карта узнало о болезни. Для него же небо с самолётами - это всё. А как только кто-нибудь услышит о чахотке, так мигом уволят, и никакие заслуги не помогут. Странно, как ему до сих пор скрывать удавалось.

– Ой, не по себе вы кусь отхватить собрались, не выйдет добра, - покачала головой служанка.
– Попомните моё слово, не выйдет.

– Не зови беду, нам без того хватает, - прикрикнула Тиль.
– Отправляй мужа, а я пока дядин кабинет осмотрю.

Айда глянула на хозяйку из-под оборок чепца, сморщила губы куриной гузкой, нахмурилась, но ничего добавлять не стала. Честно говоря, за это Тильда ей была очень благодарна.

***

Свечи горели неровно, потрескивали, огоньки метались от малейшего сквозняка, рождая дикие, гротескные тени, от которых «было» вдруг превращалось в «били», а «милая» в «мылую». Но лампу Тиль зажигать не стала, помнила, как доктор крепко-накрепко запретил коптить керосином в спальне Мими.

Жаркая духота и тишина наваливались тяжёлой дрёмой. Старое письмо, которое Арьере пыталась прочитать, то и дело выскальзывало из пальцев, буквы будто ластиком размазывались. Из темноты всплывали непрошеные образы, мешаясь с реальностью: то казалось, что на постели лежит не Карт, а Берри, то Мими мерещилась, а приглушённый шум сада за окном сменялся то ливнем, то злым воем зимнего ветра.

Доктор встала, потёрла ноющую поясницу, отодвинула штору и тут же обратно вернула: Луна заглянула в комнату злым красноватым глазом, напугав. Где-то далеко монотонно, с прикашливанием гавкала собака, как секунды отсчитывала: раз, два, три, четыре - кхав! А потом снова: раз, два, три, четыре - кхав!

Тоскливо, маятно, страшновато - не до настоящего испуга, но до пробирающего ледяными коготками озноба. Мало найдётся в мире вещей, способных сравниться с ночным бдением у постели больного. А, главное, в такие вот моменты почему-то накатывает унылое и длинное, как зубная боль, одиночество.

Тиль, поправив портьеру, обернулась и вздрогнула, увидев открытые, лихорадочно поблёскивающие глаза Карта.

– В сёстры Неба готовишься?
– усмехнулся Крайт.

Вот только смотрел он странно, будто ждал чего-то.

– Ты пить не хочешь?
– засуетилась Арьере, злясь на себя за эту неуместную торопливость.
– Подожди, сейчас компресс поменяю, этот уже сухой совсем. Только надо свежей воды принести.

Карт перехватил её запястье - не больно, но сильно - подержал и отпустил, убрав собственную руку далеко в сторону.

– Сядь, пожалуйста, - попросил хрипловато.
– Нам надо...

– Ничего нам не надо.

Тиль присела на постель, сняла на самом деле сухой компресс. Спокойствие пришло также неожиданно, как и суетливость, зато оно оказалось каким-то глубоко монументальным.

– Вот этого точно не надо, - поморщился Крайт, отводя её кисть, сдвигаясь на другой край кровати.
– Давай обойдёмся.

– Без чего?

– А вот без этого: «...она меня за муки полюбила, а я её за состраданье к ним!»[1] - зло выплюнул Карт.

– Нет, мне, конечно, приходилось слышать, что болеющие мужчины - люди совершенно невыносимые. Но никогда не думала, что простуда на мозги влияет. Жаль, я не врач, можно было бы интересную работу написать.

– Ты мне ничего не должна, - буркнул Карт, насупившись.