Ради тебя
Шрифт:
– Спасибо, - в третий раз промямлила Тиль и отступила - на шажок, да и то не самый большой, но всё же.
Уж чересчур близко оказался Джерк, слишком большим он был и, пожалуй, опасным. Не то чтобы Арьере на самом деле верила, будто он ей вред причинить сможет, а... Ну вот как с очень крупной собакой: и понимаешь - дрессированная она, причин бросаться у неё нет, но лучше держаться подальше.
– Значит, всё же нет, - негромко уточнил колонист, заботливо заправляя прядь Тиль за ухо.
– Не слишком хорош для дамы, так, что ль?
– Дело не в этом, - выдавила Арьере, рассматривая трещины,
Неловко ей было, тягостно и стыдно за вот этот никому не нужный разговор и саму ситуацию, нелепую до неприличия. А ещё жарко и будоражаще. Но всё же больше неловко. Или будоражаще?
– А в чём? На сестру Неба ты не смахиваешь. Или чего? Индюк твой прибьёт? Так скажи, я мигом разъясню что почём.
– И не в этом тоже.
– Ну, навязываться не стану, хоть и жаль, понятно, - вроде бы даже искренне вздохнул Доусен.
– Если что решишь, так знак подай, лады?
Тильда молча кивнула и ещё на шажок отступила.
И тут ей примерещилось, будто она в лавину угодила. Всё крутанулось, и пол со стенами не то что местами поменялись, а вовсе куда-то пропали, остался лишь Джерк, и его оказалось очень много: запаха, тепла, губ, рук, плотного, жёсткого тела - только они и ничего больше.
А потом мир покачнулся и встал на место, правда, Арьере пришлось за колонну камина схватиться, чтоб не упасть - слишком уж её... ошеломило.
– Ну вот вроде от такого отказалась, - по-мальчишески проказливо разулыбался колонист. Правда, за этой лихой насмешкой ещё что-то было. Неуверенность или, может, опаска?
– Ты присядь, всё ж. Я сейчас сардельки с хлебом поджарю по-нашему, по-степному. Прихватил с кухни, вот как знал. Любишь жареные колбаски? Ну чтоб вот на огне?
– Не знаю, - отозвалась Тиль, садясь на каминный приступок и запоздало соображая, что, наверное, реагировать стоило совсем не так.
– Не пробовала.
***
Ливень выплеснулся быстро, рушащиеся водопады истончились до струек, а те и вовсе сменились совсем осенней, туманной, нудной, как зубная боль, моросью. Видимо, у Неба тоже случаются плохие дни и дурное настроение. А Тильда даже вздремнуть успела, дожидаясь, когда солнце снова соблаговолит показаться.
Не дождалась.
В конце концов, серенький размытый свет потускнел, тени поплотнели, и стало очевидно: нужно либо возвращаться, либо коротать ночь в развалинах. Арьере обе перспективы не особо прельщали, но других никто не предложил - решили ехать. Вернее, ехала Тиль, а Джерк брёл по скользкой, будто лёд, раскисшей глине, ведя артачащихся лошадей в поводу. Конечно, доктор порывалась спешиться, тоже пешком идти, вот только ничего хорошего из этого не вышло, лишь в грязи по самые уши перемазалась и, кажется, ещё и ногу подвернула. Пришлось обратно в седло лезть.
Даже в куртке колониста Тиль замёрзла так, что пальцы сводило, в голове набухал болью свинцовый шар, поясницу ломило. Холод, нудная морось вкупе с мерным покачиванием конской спины, нагнали дурной сонливости. Вроде и не спала она толком, даже не дремала, а словно плавала в мороке, изредка заставляя себя поднимать каменно-тяжёлую голову, оглядывалась слепо. Но всего пары минут хватало, чтобы опять начать носом клевать.
– Освободи дорогу!
– резкий окрик Доусена стеганул, как хлыстом, заставил вздрогнуть, нервно рвануть поводья - кобыла от неожиданности всхрапнула, разом подняла передние ноги, откидывая Тиль на круп.
– Уйди, пока добром прошу, - это Джерк сказал уже тише, рыкнул даже.
– Вы можете возвращаться к себе, - ответил холодный, просто-таки ледяной голос.
– Благодарю за услугу.
– П’шёл, говорю!
– прошипел колонист.
Тиль неловко выпрямилась, цепляясь за седельную луку, обеими ладонями откинула с лица противные, как водоросли, пряди. Да так и осталась сидеть, забыв руки опустить.
Карт выглядел страшным, по-настоящему страшным, без дураков. Промокший насквозь - его сюртук, рубашку, да даже исподнее, наверное, можно было выжимать. Шляпу он то ли потерял, то ли позабыл, волосы прилипли к голове, делая её странно маленькой. Но больше всего пугало лицо Крайта, потому что оно совсем ничего не выражало, никаких эмоций, точь-в-точь, как у трупа: вроде бы и расслабленное, но и напряжённое тоже.
Да и вообще всё происходящее на ночной кошмар походило: узкая тропинка, чёрные кусты с путающимися в сучьях прядями тумана. Тёмный лес за пеленой дождя, мутно-молочная хмарь, ползущая по земле. А ещё заторможенность, какая только во сне и бывает, когда хочешь крикнуть, шагнуть, голову повернуть, но ничего не выходит.
– Последний раз по-хорошему предупреждаю, - сквозь зубы выговорил Доусен.
– Прошу прощения, - всё тем же замороженным голосом отозвался Карт. Двумя пальцами выудил из кармашка жилета монету, швырнул её под ноги Джерку.
– За труды.
Колонист длинно и смачно сплюнул в сторону, перебросил поводья Тиль - она не поймала.
– Сам слезешь или помочь?
– хмыкнул рыжий.
Крайт ничего отвечать не стал, просто спешился, скинув сюртук на землю.
Порой Карт с Грегом «разминались» - так они это называли. Вроде бы, Грег даже титул какой-то имел: то ли чемпионом кадетского корпуса был, то ли что-то подобное, но кузен ему если и уступал, то Тиль этого не замечала. Впрочем, за их спаррингами она особо и не наблюдала, потому как даже правил не знала и мгновенно начинала скучать.
Но происходящее сейчас на бокс совсем не походило. Скорее уж на драку двух псов: схлестнулись, словно в глотки друг другу вцепились, отскочили в разные стороны. Один сплюнул - красным, густым, другой отёр запястьем рассечённую бровь. Опять бросились, со звериным урчанием повалились, брызгая жидкой глиной. Кобыла Крайта заржала, загарцевала, молотя копытами - Арьере показалось, что прямо над головами.
– Перестаньте, - прохрипела Тильда, пытаясь поймать поводья.
– Прекратите!
Но на неё внимания не обращали, псы грызлись, не видя никого и ничего, не слыша.
– Да перестаньте вы!
Жеребец Доусена вытянулся свечкой, заржал, будто протрубил, и сиганул через кусты, мигом исчезнув за туманом. Лошадь Крайта всё пританцовывала, ошалело мотала головой, пыталась развернуться, била по глине подковами.
– Хватит!
Тиль поддала шенкеля, заставляя кобылу прыгнуть по-заячьи вперёд, хлестнула нагайкой направо, налево, заставляя собачий клубок развалиться. Кобыла, дико кося глазом, пошла боком, тесня сгорбившегося, тяжело дышащего Доусена к обочине.