Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
В результате чрезвычайно вырос авторитет имама. Один исследователь, наблюдающий за пакистанской общиной в Великобритании, отметил, что даже в Пакистане влияние муллы сдерживалось, например, политическими лидерами, в то время как в Европе не было заметно таких ограничителей.
Чем же порождено представление об исламе как угрозе?
У народов, представляющих большинство населения Европы, параллельно с оформлением самоидентификации внутри мусульманских общин, складывалось свое, преимущественно негативное, восприятие этих общин. В основном они воспринимались как угроза.
Разумеется, можно было бы возложить
Господствующее сегодня восприятие мусульман – как политической общности и потенциального вызова Западу (с точки зрения интересов Запада, его ценностей и фактора безопасности) – начало формироваться примерно в 1970-е годы.
На общемировом уровне самыми значительными событиями в этом контексте и в этот период были изменения в палестино-израильском противостоянии, иранская революция, антизападные события в Ливане, история с Салманом Рушди.
В Европе, в частности, различия в демографических трендах мусульманского и европейского населения вкупе с неослабевающим потоком нелегальной иммиграции (в основном, с мусульманского юга) вызвали распространение страхов перед «демографической бомбой замедленного действия», которая сотрет с лица земли европейские народы и культуры.
Здесь видно, что в обыденном представлении разделение по религиозному признаку проецируется на относительно светскую проблему миграции.
Аспектом, вызывающим особое беспокойство, тем не менее является неизменно «иммигрантская» природа общин. Например, иммигранты отдают предпочтение бракосочетаниям с выходцами из родной страны, а не из европейского общества.
Тот факт, что в культурном отношении мусульманское население весьма отличается от европейцев, также сыграл на руку распространению подобных страхов. Стремление некоторых мусульман облачать культуру в религиозные покровы также способствовало восприятию ислама как крайне враждебной сущности.
Опасения, порождаемые практикой мусульманских общин и вызывающие протест коренных европейцев, вполне конкретны. Они связаны с:
– запретом на переход из ислама в другие религии, в то время как обратный процесс считается допустимым;
– нескрываемой враждебностью в отношении немусульман;
– проявлениями социальной дифференциации со стороны некоторых мусульман по отношению к женщинам, гомосексуалистам и другим меньшинствам, что противоречит европейским идеалам прав личности.
Как мы убедились, по ряду причин мусульмане по всей Европе стремятся селиться по определенному принципу. И без того бедные и маргинальные, эти поселения превратились в этнические гетто. А в силу социально-экономической ущербности, стали вдобавок центрами притяжения криминала. Коренное европейское население рассматривает эти районы как очень опасные, многие из таких районов стали запретными зонами для белых людей: «… Французское управление внутренней разведки признало, что существуют десятки районов, куда полиция не осмеливается сунуть нос»3.
Зачастую тесные связи, которые мусульманские общины поддерживают со своими родными странами (достаточно часто гораздо более тесные, чем с принимающей страной), также усиливают восприятие мусульман (а следовательно, и ислама) как «чужеродного» элемента. Тот факт, что многие исламские государства стремятся открыто поддерживать укрепление мусульманской идентичности, противопоставляющей себя Европе и находящейся в конфликте с ней, придает исламу еще более угрожающий характер. Он начинает ассоциироваться с фундаментализмом и политическим экстремизмом.
В европейских государствах превалируют антииммигрантские и, в частности, антимусульманские настроения. Эта враждебность может быть открыто выраженной или – чаще всего – проявляется в форме внутреннего предубеждения. В любом случае, те, против кого она направлена, и видят, и ощущают ее.
На практике это тайное предубеждение имеет очевидные социально-экономические последствия. У тех, кто получает отказ в приеме на работу (особенно это характерно для молодых мусульман), часто складывается впечатление, что это происходит из-за их принадлежности к мусульманской общине. С этого момента, с осознания того, что есть «МЫ» и «ОНИ», начинается поиск прибежища в религии. И тогда приверженность исламу и откровенно мусульманским символам становится формой контркультуры, а принадлежность к общине – формой солидарности и самозащиты от окружения, которое воспринимается как враждебное и опасное.
В качестве примера можно привести проблему ношения платков некоторыми мусульманскими школьницами. Поначалу, столкнувшись с требованием семьи носить хиджаб или, по крайней мере, платок, многие школьницы ухитрялись найти способ, чтобы уладить дела и с семьей, и с внешним светским миром. Выходя из дому, они надевали платки, а у дверей школы попросту их снимали. Но это было явно неформальным соглашением, и, если бы тому отдельному странному случаю, когда ученица решила покрывать голову платком также и в стенах школы, не было придано такое значение, он, возможно, разрешился бы сам собой. В любом случае, на местном уровне этот вопрос следовало бы решать с чутким отношением к культурным особенностям. Но раз из него раздули проблему, то подход обеих спорящих сторон лишь ужесточился.
Если говорить об экономике в широком смысле, мусульманин-иммигрант всегда рассматривался европейскими государствами и политиками как средство достижения определенной цели. Он должен был приехать, чтобы восполнить недостаток рабочей силы, работать, пока в нем есть нужда, а затем спокойно уехать домой. Тем не менее иммигрант, чья экономическая роль – быть работником, является также и фигурой социальной. И это социальное начало не принималось во внимание. Так мусульманские мигранты оказывались экономически и социально маргинализованы. И поэтому неизбежным было создание иммигрантами фактически параллельно действовавшей экономики и общественных структур.
И сегодня обе – и коренная, и иммигрантская – части европейского населения пребывают в оппозиции друг к другу.
Пытаясь выявить, какой человеческий тип действительно подвержен воздействию радикальных настроений, мы обнаружим, что зачастую это молодые, в основном образованные мусульмане второго поколения иммиграции. Побудительные причины у всех разные. «Каждый подвергается процедуре радикализации по-разному. Это и воздействие на умы тех, кто чувствует свою отчужденность, тех, у кого нет альтернатив и возможностей. Это и обращение к твоему чувству мировой справедливости. Жертвой может стать и молодой человек, который ничего не знает о своей религии и подвергся влиянию ее извращенных интерпретаций»4.