Радищев
Шрифт:
Как оценивала книгу Екатерина, мы знаем: она считала Радищева «хуже Пугачева», считала, что он «наполнен и заражен французским заблуждением, ищет всячески и выищивает все возможное к умалению почтения к власти и властям, к приведению народа в негодование противу начальников и начальству», что страницы радищевской книги «совсем противны закону божию, десяти заповедям, святому писанию, православию и гражданскому закону», что сочинитель «клонится к возмущению крестьян противу помещиков, войск противу начальства» и т. д. и т. п.
С ненавистью, страхом и злобой относились к «Путешествию» помещики-крепостники.
На одном из его рукописных списков, хранящемся в
«Ты не благонамеренный автор, а бунтовщик, петля для слабоумных. Мало, что Великая Екатерина тебя сослала — следовало повесить…»
Характерно отношение к «Путешествию» масонских кругов. Известный масон Н. Н. Трубецкой писал другу Радищева Алексею Кутузову:
«Теперь скажу тебе, что посвятивший тебе некогда книгу и учившийся с тобой в Лейпциге находится под судом за дерзновенное сочинение, которое, сказывают, такого рода, что стоит публичного и самого строгого наказания. Вот, мой друг, ветреная и гордая его голова куды завела, и вот следствие обыкновенно быстрого разума, не обоснованного на христианских правилах…»
Но было к книге Радищева и иное отношение.
С первых же дней своего появления на свет «Путешествие», ставшее запретным плодом, читалось с жадностью и интересом. Его искали, за ним охотились.
Малое количество сохранившихся экземпляров книги заставляло желавших прочесть ее переписывать книгу от руки.
Именно это отношение широких кругов читателей к «Путешествию» дало возможность Пушкину сказать, что «Радищев, рабства враг, цензуры избежал».
Самый ценный из сохранившихся экземпляров первого издания «Путешествия» хранится ныне в Пушкинском музее в городе Пушкине. Этот экземпляр принадлежал А. С. Пушкину. Переплетен он в красный сафьян с золотым тиснением и золотым обрезом. На этом экземпляре рукою Пушкина написано:
«Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии, заплачено двести рублей».,
Судя по тому, что почти все сохранившиеся экземпляры «Путешествия» тщательно и красиво — переплетены, книгой дорожили и любовно берегли ее.
Второе издание «Путешествия» в полном объеме было напечатано лишь через 68 лет после первого — Герценом в Лондоне.
В 1872 году было уничтожено издание «Сочинений А. Н. Радищева» под редакцией П. А. Ефремова, в 1903 году — издание «Путешествия» под редакцией П. А. Картавова. Известному издателю А. С. Суворину удалось в 1888 году напечатать «крамольную» книгу в количестве 100 экземпляров для «избранных» по непомерно высокой цене.
Карта путешествия А. И. Радищева.
Страх царской власти перед «Путешествием» был настолько велик, что в России оно увидело свет только в 1905 году, то-есть без малого через 120 лет после своего появления в книжной лавке Герасима Кузьмича Зотова.
И только ныне, в годы советской власти, книга Радищева стала достоянием действительно широких читательских кругов, и Академия наук предприняла издание полного собрания его сочинений.
«…Советская власть, — писал М. И. Калинин, — не жалела средств, чтобы сделать общенародным достоянием всё лучшее, что создано человеческим разумом. Тиражом в десятки и сотни тысяч выпускались сочинения… Радищева, Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова…» [105]
105
М. И. Калинин, О моральном облике нашего народа, стр. 22. Госполитиздат, 1947 г.
За годы советской власти «Путешествие» Радищева издано тиражом около 400 тысяч экземпляров. В юбилейные дни 1949 года советскими издательствами выпущено еще несколько изданий бессмертной книги.
Считалось достойным удивления, что Радищев напечатал свою книгу, не боясь грозившего ему наказания.
В дореволюционной литературе о Радищеве высказывались предположения, что он, ведя уединенную жизнь в семейном кругу, деля время между семьей, службой и литературными занятиями, не заметил будто бы того обстоятельства, что Екатерина, напуганная Пугачевым, американской революцией и революцией во Франции, готова была безжалостно уничтожать все, что сколько-нибудь напоминало вольность.
Эти предположения не только неверны, но, по существу, и реакционны, так как они стремятся свести на нет революционную значимость подвига Радищева.
Наблюдательный, хорошо осведомленный Радищев отлично разбирался в окружавшей его действительности. Он не страшился трудностей и опасностей борьбы. Он не мог молчать.
Он был не только писателем-гуманистом, с душой, «уязвленной» зверствами крепостного права, — он был сознательным борцом-революционером.
«Заквас, воздымающий сердце юности», с годами превратился в полностью сложившееся мировоззрение, в глубоко осознанную революционную убежденность. Радищев твердо знал, что спасения нужно ждать не от милости царей, а добиваться его революционным путем — путем народного восстания.
Более того, представляется гораздо более вероятным, что Радищев именно поэтому и выступил со своей свободолюбивой книгой, что мрак тогдашней русской действительности казался особенно безнадежным.
Радищев считал необходимым именно в это время во весь голос заявить о том, что в крепостнической России есть живые силы борьбы и сопротивления, которым не страшны никакой гнет, никакое насилие.
Одно за другим появляются на свет его произведения — одно смелее и сильнее другого, бьющие в одну и ту же цель: «Житие Ушакова», «Письмо другу, жительствующему в Тобольске», «Беседа о том, что есть сын Отечества» и, наконец, грозное и страстное «Путешествие из Петербурга в Москву».
Все это, как и то, что он пытался собирать силы молодых единомышленников, — продуманные шаги человека, стремящегося к практическому осуществлению своих идей.
Выступление Радищева с его «крамольной» книгой в той же мере достойно восхищения, как и мужество революционеров, которые шли следом за ним, путем борьбы, зная, что их ожидает тюрьма, ссылка, виселица.
Радищева интересовали не отвлеченные рассуждения о политическом строе государства, а практический вопрос: положение русских крестьян. Он требовал полного уничтожения крепостного права. И в этом отношении он шел несравненно дальше западноевропейских просветителей.
Вольтер в своем сочинении о поземельной собственности крестьян, присланном в Вольное экономическое общество, полагал, что освобождение крестьян — дело доброй воли дворян-помещиков.
Руссо считал, что освобождение крестьян — опасный шаг, и предлагал сначала «освободить души» их, то-есть просветить крестьян.
Радищев ставил вопрос об освобождении крестьян без всяких оговорок, ставил смело и решительно от лица русского народа. Он был не только философом-теоретиком: он стремился к тому, чтобы мысль претворить в дело народной борьбы с классовым врагом.