Радиус взрыва неизвестен
Шрифт:
— Проштрафились?
— Как это? — сдерживая гнев, спросил Чащин.
— Ну, выпили, загуляли, не знаю, как это у вас называется. Вот и отправили проветриться?
— Мы приехали работать! — гневно ответил Чащин.
— Молчу, молчу, — с усмешкой ответил Максимиади, успев ловко поддержать вновь покачнувшегося фоторепортера: тот увидел с пригорка море, и его опять закачало. — Только мы все тут безработные… — Последние слова бригадир произнес с горечью.
У маленького деревянного причала, вдававшегося в море, остановился катерок. На причал вышел пожилой мужчина в черном форменном кителе. С катера выбросили на причал парусиновый мешок, форменный человек подобрал его, и мотор катера застрелял снова. Катер отвалил и пошел по своим делам дальше.
— Опять приказы привезли! — мрачно сказал Максимиади.
Чащин догадался, что катер был почтовый. Пожалуй, и в самом деле следовало идти с этим катером, чем мучиться в автобусе. Но потемневшее лицо Максимиади тревожило. Чащин спросил:
— Какие приказы?
— Сидеть у моря и ждать погоды… Поверите, — он заговорил горячо, сердито, — две недели ждем! Как объявили, что начнем соревноваться за звание бригады коммунистического труда, ну, просто не везет! — Он вдруг оборвал разговор, словно жалоба опротивела и ему самому, и распахнул дверь.
Навстречу вышла женщина с раздраженным лицом. Максимиади поспешил представить:
— Вот наши гости. Приехали из газеты…
— Корреспондент областной газеты Чащин. А это наш фотокорреспондент Гущин, — поспешил добавить Чащин.
— Господи, какие длинные слова! — сказала женщина. — Позвольте вас называть просто по фамилиям.
— Даже по именам! — поторопился Чащин. — Меня зовут Федор, а товарища — Михаил.
— Проходите, проходите, — довольно радушно сказала женщина и тут же напустилась на мужа: — Ох, лишенько мое! Ведешь гостей в дом, а в доме нечего на зуб положить!
— Я схожу к Шенгелая за рыбой, — быстро сказал муж. — Он не стал ждать инспектора и вышел вчера в море.
Женщина провела гостей в дом.
В доме было чисто и довольно уютно; две деревянные койки, снятые с какого-нибудь судна, маленький столик, табуретки. Ни шкафа, ни сундуков, какие бывают в каждом доме, не было. Хозяйка уловила удивленный взгляд Чащина и сказала:
— Нас на три дня отправили, а живем третью неделю в ожидании…
И видно было, что вынужденное безделье истомило ее.
Газетчики спустились к морю смыть дорожную пыль. Этот далеко заброшенный бригадный участок действительно напоминал место ссылки. Рыбаки-дельфинеры потерянно бродили по берегу, лениво переговаривались. Сейчас большинство толпилось возле конторки, куда прошел почтовый работник. Чащин и Гущин поплелись к дому.
С другой стороны к дому подошел Максимиади, волоча двух огромных рыб. Он помахал гостям рукой и скрылся за дверью.
— Вот пропечатают тебя в газете, как бездельника, тогда узнаешь! Зачем бы им сюда ехать? — слышался раздраженный голос жены бригадира.
— Я не виноват, что сейнера нет, — оправдывался Максимиади.
— Почему же их тогда прислали? — допытывалась хозяйка.
— Я ведь не баркас, что ты мне душу смолой мажешь! — гневно оборвал хозяин, и жена замолчала.
Чащин и Гущин переглянулись, будто и на них пала вина за это вынужденное сидение, и тихо вошли в дом.
Чащину все казалось, что раздосадованная женщина не выдержит и выставит их вон. Но она уже чистила рыбу, кривой нож ловко играл в ее руках, а бригадир разжигал костерок под таганком на шестке печки.
В это время на улице послышался шум. Максимиади распахнул дверь. К домику бежали рыбаки. Опередивший других давешний любитель поболтать, что отличался смушковой шапкой, кричал:
— Максимиади, смотри, про нас в газете напечатано!
Женщина так и села на топчан.
— О господи, началось!.. — только и сказала она.
— Да погоди ты плакать! — раздраженно крикнул Максимиади и выхватил газету.
— Вслух! Вслух читай! — требовали подбежавшие рыбаки.
Максимиади начал, заикаясь, читать:
— «Рыбаки-дельфинеры Камыш-Буруна по вине Рыбтреста стоят третью неделю на простое. Занаряженный для них сейнер „С-42“ находится у причала без снаряжения, хотя все орудия лова имеются на складе. Отделы Рыбтреста никак не могут договориться о том, кто из них должен снаряжать судно для дельфиньего лова, а подумать, как это отражается на плане первой рыбацкой бригады, начавшей соревнование за звание бригады коммунистического труда, начальству треста некогда… Директор…» Да хватит, братцы, пожалуй! Вы лучше скажите, как вы думаете, будет у нас сейнер или нет? — вдруг крикнул Максимиади совсем другим голосом.
— Я бы хотел сначала узнать, кто это написал? — задумчиво сказал рыбак в смушковой шапке, поглядывая на Чащина.
Чащин взял газету и уткнулся в нее.
— Ай да Бой-Ударов! Молодец! — слабым голосом произнес Гущин. — Жаль только, что снимка не дал…
— А сколько он вырезал? — недовольно пробормотал Чащин, дочитывая статью. — Из ста строк оставил пятнадцать!
Максимиади, переводя глаза с одного гостя на другого, крикнул:
— Да мы и за пятнадцать строк готовы благодарственное письмо написать! Слышите, ребята, это они написали! — обратился он к рыбакам.
Рыбаки надвинулись на своих гостей так угрожающе, что Гущин поспешно нырнул в дом и даже крючком щелкнул, запираясь. Чащин остался на расправу. Но он был столь доволен появлением первой своей заметки, что был готов перенести любые мучения.
13
Появление «сигнала», как называли дельфинеры заметку Чащина, словно бы преобразило поселок. Наутро Чащин не увидел ни одного человека без дела. Максимиади и его помощники проверяли сети, оружие. Увидав в руках дельфинеров винтовки, Чащин сообразил, что его ожидает нечто более сложное, чем заброс капроновой сети…