Радость и страх
Шрифт:
Бонсер снимает шляпу жестом, достойным актера в пьесе Пинеро, и говорит: - Что это, Пупс, как ты побледнела. Я тебя испугал?
– Я спешу, мне некогда разговаривать.
– Она хочет пройти мимо, но он одним прыжком преграждает ей путь.
– Черт возьми, это уж слишком, Пупс!
– Слишком?!
– Она вся ощетинилась.
– Это после того, что ты мне наплел; После того, как бросил меня. И задолжал в пансионе.
– Боже милостивый, а я? Я возвращаюсь, мне говорят, что ты все разболтала и смылась. Меня чуть за решетку не упекли,
– Ложь, ложь, неужели ты и правда считаешь меня такой дурой?
На его лице изображается отчаяние.
– Вот награда за то, что я хотел скрасить тебе жизнь, не жалел для тебя денег. Да уж, свалял дурака. И до сих пор не могу поверить. Я все время себя уверял: "Она ко мне вернется. Я знаю мою Тибби, другой такой верной жены на всем свете не сыщешь".
– Я тебе не жена. А та женщина?
– Какая женщина?
– В кэбе, когда ты уезжал, - та женщина с променада.
– Какой еще кэб? В кэбе был один мой старый приятель, он обещал мне работу... Ах да, кажется, там была и его жена.
– Нет, Дик. Ничего не выйдет. Не так я глупа.
– И она быстро уходит. Но еще долго у нее за спиной звучит его печальный голос - он клянет себя за безрассудную любовь. И, уже подбегая к калитке своего дома, она слышит: "Ради всего святого, Пупси, не разбивай мне сердце! Завтра, там же".
"Вранье, бессовестное вранье!" Табита бросается к роялю, словно в этом спасенье. "И наглость какая - вообразил, что я ему поверю. Я-то знаю, что в кэбе была женщина".
И тут же возникает сомнение. Готова ли она присягнуть, что то была женщина с променада? И весь эпизод его бегства теряет четкость очертаний. Словно на спокойную водную гладь, где все отражалось отчетливо и ярко, набежал ветерок. Все осталось как было - краски, предметы, но все пришло в движение, расплывается по краям, обретает иную форму и смысл. Обман оборачивается неосторожностью, безрассудство - доказательством любви.
"О господи!
– Она с силой берет фальшивый аккорд.
– Если бы знать наверно!"
Она фальшивит еще и еще раз и наконец вскакивает с места распахнуть окно. "Душно здесь". Мирные надежные Кедры кажутся ей капканом.
Даже в своей комнате, в своем убежище ей неприютно и холодно, и всю ночь ее мучают кошмары, лишь изредка перемежаясь забытьем. Болит голова, сводит спину, непонятная боль гуляет по всему телу.
Но встает она полная твердости. "Я знаю, он и раньше мне лгал" - и решительно идет к роялю.
Приближается время свидания, она глушит себя музыкой и повторяет: "Ни за что, ни за что".
Но вся она напряжена, вся как бы переполнена Бонсером. Она чувствует, что он ждет ее, слышит его слова: "Я тебе верил, Пупсик. Я тебя любил".
Она вскакивает с места. "Чушь какая. Надо с этим покончить раз и навсегда".
9
Десять минут спустя Бонсер сжимает ее в объятиях.
– Так ты вернешься! Спасен, спасен!
– Ни в коем случае.
– Табита отталкивает его.
– Никогда. И что
– Ты спасла мне жизнь. Я как раз думал: "Ладно, если Пупс меня покинула, значит, мне крышка".
– Но как ты можешь говорить, что это я тебя покинула?
Бонсер безнадежно махнул рукой.
– Тебе не понять.
– Чего не понять?
– Что я, в сущности, создан для семейной жизни. Я не честолюбив. Не согласился бы стать премьер-министром, сколько бы меня ни просили. Знаю, знаю, я поступил опрометчиво, но ты подумай, как я жил раньше. Один как перст, никому не нужен. Поэтому я к тебе и рванулся - знал, что мне необходимо влияние порядочной женщины.
– Влияние! А сам даже не женился на мне.
Он берет ее за руку.
– Женитьба? Да я бы хоть сейчас, если б мог.
Табита вся дрожит.
– Но, Дик, у тебя даже работы нет. А на уме одни комбинации.
– Ну вот, опять ты меня в чем-то подозреваешь. Конечно, я не могу жениться, пока у меня нет работы. А работа, кстати сказать, уже наклюнулась.
– В самом деле. Дик? Настоящая работа? Но это же меняет дело.
– Еще бы. Вот гляди.
– Он усаживает ее на кочку, садится рядом, сует ей газетную вырезку.
– Читай: "Недвижимость Уотлинга. Требуются агенты".
– Но это замечательно!
– Для Табиты в самом слове "недвижимость" заключено что-то прочное, респектабельное.
– И ты в самом деле туда поступил?
– Еще не зачислен, но уже беседовал с членами комитета, и все оказалось даже лучше, чем я предполагал. У них там от квалифицированных бухгалтеров отбоя нет.
– Но тогда почему же...
– Хотел получить твою санкцию. Почем я знал, может, такая работа покажется тебе унизительной.
– Какие глупости, я только и мечтала о том, чтобы у тебя была постоянная работа.
– И, вспомнив о своем влиянии, добавляет решительным тоном: - Постоянная работа - это именно то, что тебе нужно.
– Ну, раз ты так считаешь...
– Лишь бы не опоздать.
– Я сейчас же подам заявление. Тут только одна загвоздка - требуется внести залог, гарантию добросовестности, что ли. Сейчас все солидные компании требуют таких гарантий.
– Да, конечно. А сколько нужно внести?
– Всего пятьдесят фунтов, я боялся, что много больше. Беда в том, что сейчас у меня таких денег нет. Вот я и подумал - как бы отнесся к такой идее братец Гарри? Для него это бы в конечном счете окупилось, а ты была бы пристроена.
– Ой, нет, Гарри не поймет.
– Да, пожалуй. Выходит, значит, что надеяться не на что.
– Дик, помолчи немножко, дай мне подумать. Это так важно, какой-то выход должен быть обязательно. У меня в сберегательной кассе всего шесть фунтов, но есть колечко с жемчугом, и браслет, и, да, еще меховая шубка. За них наверняка что-нибудь дадут.
– Я не хочу, чтобы ты ради меня продала свои вещи.
– Но, Дик, пойми, это же такой пустяк, если ты зато получишь работу. Нужно смотреть трезво.