Радуга – 2
Шрифт:
Девушка выглядела странно, если не сказать – подозрительно. Хвост, копыта, маленькие изящные рожки на лбу, свиной пятак вместо носа – с этим было все в порядке, то есть, всего этого не было. Но, тем не менее, что-то было явно не так.
Шо бачишь? – спросила она ничтоже сумняшись.
Шурик не был полностью уверен, что правильно расслышал произнесенные слова, поэтому немного потерялся. В украинском языке, в белорусском, в польском и иных славянских диалектах он был не силен. Понимал, конечно, однокоренные слова, но ручаться за правильное восприятие не мог. Да и
Здесь, в центре Питера, в непосредственной близости от исторической зоны, гораздо легче было услышать английский, может быть, иной европейский, даже японский, но никак не слова, государственно одобренные соседней державой. Или теперь наряду с таджикским экспедиционным корпусом в популярных кафе заведутся украиноязычные официантки?
Не понял, извините, – сказал Шурик и в растерянности вытащил из кармана аккуратно сложенные пятьсот шестьдесят рублей – карманные расходы, так сказать. Интересно, если бы он хранил деньги, положим, в лифчике, как бы они назывались? Хотя, какие могут быть бюстгальтеры, ведь он пока еще самец! Разве что у жены одолжил бы. Ну, и как бы они тогда назывались?
Тю, – пренебрежительно потянула девушка. – Шо, гривен нема?
Шурик потерялся окончательно. Почему он в российском русском кафе должен иметь в виде платежных средств иностранные гривны?
А официантка тем временем разразилась длинной и складной, но абсолютно непонятной тирадой. Лишь слово «москаль» было смутно знакомым. Говорила девушка очень уверенно, громко и слегка раздраженно. Чувствовала она себя явно хозяйкой положения. Если бы кроме Шурика в кафе имелись другие посетители, то она просто прогнала бы его «поганой метлой» вон из заведения, чтоб не путался со своими невнятными просьбами и неуместными рублями.
Шурик отвернулся к окну, чтоб как-то дистанцироваться от чар непонятной украинской официантки, собраться с мыслями и заказать себе, наконец, то, ради чего он, собственно говоря, сюда и приперся. Мимо большого и не очень чистого окна пролетел какой-то прямоугольный предмет, чем-то похожий на ковер-самолет, как в сказках про старика Хоттабыча. Пролетел и скрылся, будто его и не было. Или, наоборот, будто он всегда здесь летал. Шурик пожал плечами, вытащил из нагрудного кармана очки, ловко водрузил их на нос, но сейчас же снял обратно: без них он упорно продолжал видеть гораздо лучше.
Так, девушка! – сказал он, снова поворачиваясь к официантке. – Мне, пожалуйста, куриную руку, или ногу – без разницы, хлеб, салат с клюквой и чай «Гринфилд».
Проговорил он все эти слова уверенным тоном, можно даже было предположить – с приказной интонацией. Но украинка не повелась. Она заговорила еще быстрее, еще возмущеннее, даже замахала руками, словно показывая, какую огромную рыбу словила в минувшие выходные.
Но и Шурик пришел в себя. Ему надоела эта непонятная пантомима, и еще более непонятное нежелание за нормальные деньги получить относительно нормальную еду.
Если Вы по какой-то непонятной причине отказываетесь меня обслужить, позовите администратора. Мы с ней совместно придумаем, что можно написать в жалобной книге. Сомневаюсь, что в Петербурге
Девушка даже задохнулась от возмущения. Она ругалась, как торговка арбузами на рынке Харькова и, казалось, готова была схлестнуться в рукопашной.
Петербурх? Петербурх? – переспрашивала она. – Львив! Львив!
Шурик сделал правильный вывод: официантка сошла с ума. Какой, к едрене-фене Львов? Почему, к чертям собачьим, Львов? Или – Львов? И это он сошел с ума?
Он, стараясь сохранять достоинство, опять подошел к окну и попытался найти десять отличий петербургского пейзажа от львовского. Все очень напоминало улицу Большую Морскую, где он частенько прогуливался. Впрочем, пес его знает, может у них во Львове тоже есть аналогичное архитектурное, дорожное и оконное решение, как в Питере.
Чего там точно нет, так это одиозного подсвеченного зеркала «Still Starving», презентованного заведению после памятных сеансов «Белого Шума». Шурик, не обращая внимания на лай официантки, подошел к раритету – он стоял на своем штатном месте. Чего не было – так это искусного вытеснения амальгамированного слоя, образующего страшную футуристическую картину злобно скалящегося черепа – «Демона дорог», как его окрестила Саша Матросова.
Как же так? – пробормотал Шурик. – Почему это так?
Он бы расстроился еще больше, если бы на шум, откуда ни возьмись, появилась пыльная администраторша кафе. Она тоже была несколько не в себе, но, скорее, просто от того, что последние несколько десятков минут старательно пыталась вычистить с себя неведомо откуда взявшуюся белую пыль. Полного успеха достичь ей не удалось.
Молодой человек, зачем вы хотели видеть администратора?
Ради бога, прошу меня извинить, у нас тут спор возник с вашей официанткой: Львов это, или, все-таки, Питер? – Шурик, понимая всю глупость сказанных слов, удрученно пожал плечами.
Где-то далеко взвыли замолкшие, было, сирены, кто-то несколько раз дернул входную дверь, но войти не отважился. Администратор потянула носом, пытаясь создать свое мнение о пристрастиях смутно знакомого по прежним посещениям ее заведения посетителя.
Во-первых, обрадую Вас, или, наоборот, разочарую – это Санкт-Петербург. Во-вторых, эта девушка, с которой Вы тут столь интересно проводите время – не имеет отношения к персоналу нашего кафе. Ну, а в-третьих, у Вас есть выбор: сделать заказ, либо перестать валять дурака и покинуть нас, – очень строго сказала администратор.
Ура! – внезапно порадовался Шурик едва слышно, чтоб псевдоофициантка не слышала. – Тогда мне куриную ногу, или руку, салат с клюквой, хлеб и Ваш чай «Гринфилд».
Украинка, пытавшаяся сначала вставить в беседу свою реплику, вдруг начала почти испуганно озираться по сторонам, покраснела и даже вспотела. Она вышла из-за стойки, повинуясь одному строгому взгляду администратора, и теперь не знала, куда себя деть. Также она не знала, куда деть свои полные руки, спрятала их за спину и безостановочно теребила свою униформу, которая вполне соответствовала работницам ресторанов, кафе во всем мире.