Радуга любви
Шрифт:
Стрелка на указателе скорости сдвинулась еще дальше вправо, и Пейдж замерла в испуге… шестьдесят пять миль в час по хорошей дороге для нее было уже крайним пределом! Она вцепилась руками в сиденье.
Он поймал ее взгляд и удержал на мгновение.
— Боитесь?
— Слишком гордая, чтобы бояться! — Голос ее был исполнен притворной беспечности.
Белые зубы сверкнули, и он кивнул темной, как ночь, головой.
— Вот это мне нравится! Люблю смелых девочек! Храбрящихся трусих!
В ответ он получил полуулыбку, скривившую губы.
— Настоящая леди предпочтет не заметить, если кто-то усомнится
— Ладно, этого знать я не мог. Откуда бы? — Он взглянул на нее с любопытством, видя, что она озадаченно хмурится.
— Мне вообще непонятно, что вы за человек. Полагаю, вы ведь не соизволите мне объяснить?
— Прошу прощения, Рыжик, но это секретная информация. — Он смотрел прямо перед собой. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, без слов говорящем о властности и надменности хозяина.
Она вздохнула, жалея лишь о том, что не знает никаких хитрых трюков, которые помогли бы ей обставить этого невозможного человека.
— А что там с вашей работой? — спросила она с показным интересом. — Расскажите мне, что вы делаете в Кумбале?
— А зачем это вам? — Он внимательно оглядел ее серьезное молодое лицо, глаза насмешливо прищурились — зеленое мерцание на медном загорелом лице.
Его отношение к ней, снисходительное, чуть покровительственное подтрунивание выводили ее из себя.
— Глупо, наверное, — сухо проговорила она. — Но я думала, что мужчине должно быть приятно, когда его спрашивают о работе!
— Да вы сумасшедшая! — Еще хуже было, когда он искренне смеялся. Она вся как-то сникла и замолчала, надеясь, что не потеряла при этом надменного вида, признав наконец свое поражение. У нее не было ни единого шанса свести разговор к обычным условностям. Глаза щипало, спина болела, а рука так и чесалась!
На нее вновь накатило дикое желание ударить его, ударить до крови. Словно некая чужая сила проникла в ее кровь. Ей оставалось только ждать, когда пройдет эта вспышка необузданной ярости, опасная для нее, потому что она разрушала тщательно выработанный ею образ холодного самообладания. Еще подростком она была подвержена неожиданной смене настроения, что, как она предполагала, было связано с цветом волос. Однако ей казалось, что она уже давно одержала победу над этой стороной своего характера. Как бы не так! Она сжалась в комок, чувствуя его стройное сильное тело, расслабленную небрежность и себя рядом, такую маленькую и незначительную.
Ослепительно яркий солнечный луч пронзил впереди столбы пыли и осветил дорогу на полмили дальше. В атмосфере чувствовалась какая-то тревожная напряженность, которую она была склонна приписать испортившейся погоде. Она слабо осознавала, что для нее это было одновременно и концом и началом многих событий. Приехав в Кумбалу, она невольно привела в движение силы, ей неподвластные, однако этого она не понимала. Сейчас ей важней всего представлялась мысль о Джоэле, ее спасительный якорь. Она с теплотой вспомнила его непринужденные манеры, дружелюбие, желание угодить ей. Скоро они будут вместе, и к ней вернется привычное самообладание.
За все время Тай Бенедикт только один раз повернулся, чтобы мельком взглянуть на нее — высокомерный юный профиль, очерченный, как на камее. Он не улыбался, но в глубине его глаз плясал зеленый огонек. Так вот, Джоэл, какая у тебя птичка-радужка! Темпераментное
Глава 3
Через два часа город накрыла пыльная буря; раскаленная, обжигающе-зловещая, она загоняла людей в дома, в знойную духоту комнат с закрытыми ставнями. В небольшом гостиничном номере уже чувствовалось ее дрожащее биение, а за окном предвестник бури — винира — скрипел и бил по стеклу уверенной рукой, держащей облако красной пыли. Пейдж ничуть не сомневалась, что на свободу вырвался злой дух. «Черт! Черт! Тысяча проклятий!» — шептала она, задыхаясь и кашляя. Дышать было тяжело, пот выступил у нее на лбу, но она изо всех сил пыталась не разрыдаться под грузом обрушившихся на нее бед. Все равно, что оставили ее, одинокую и беззащитную, у входа в царство смерти. «До чего же переменчива жизнь, — жалостно думала она. — Приехать сюда в состоянии радостного возбуждения и теперь… это».
Чтобы не поддаться чувству нереальности происходящего, она начала кружить по комнате, расчесывая волосы короткими энергичными движениями, пока они не стали потрескивать и подыматься вслед за расческой. Выпив два стакана джина, сильно разбавленного тоником, она почувствовала скорее слабость, нежели прилив сил. Места, отдаленные от цивилизации, подобно этому, требовали от человека упорства и мужества, а она совсем сникла. Остановившись перед жалким, усеянным пятнами зеркалом, она безутешно рассматривала свое унылое отражение. Хоть одно хорошо — она очистила глаза и нос от мелких частичек пыли, проникших даже в ее маленькие уши. Низко висящая лампа освещала то мягкие тона ее волос, то бледное лицо, то медовое кружево белья — все это не для той суровой действительности, которая бушевала за закрытыми ставнями.
Вентилятор, даже включенный на полную мощность, не охлаждал воздух, он оставался сухим и лишенным влаги; холодный напиток рисовался бесценным сокровищем. Мысли неотступно возвращались к одному и тому же: для нее нет места в этой суровой стране, здесь она так же нелепа, как лилия в пустыне. Ей казалось: еще немного — и она сойдет с ума.
На секунду нежный юный образ в старом зеркале вдруг затмило другое лицо — осунувшееся и почерневшее. Она заморгала и состроила гримасу этой страшной фантазии, отнеся ее на счет колдовского воздействия бури. Там, за окнами, в бушующей ночи бродили странные фигуры, порожденные беспокойным сном и магическими чарами. Она глубоко вздохнула, пытаясь вернуть привычное самообладание.
Через десять минут она уже была одета, даже слегка накрашена и вновь напоминала нежную и деликатную, как… как же выразился Тай Бенедикт?.. — Птичку-радужку. Это приободрило ее. Чтобы справиться с неприятностями, необходим небольшой камуфляж, ибо мир не увидит твое смелое лицо. Не было ни малейшей нужды в том, чтобы мистер Бенедикт знал, что ей сейчас худо — она как одинокий и несчастный, неудачно пересаженный цветок. Вообще-то было что-то царственное, впечатляющее в его невнимании ко всему — к стихии, буре, нашествию насекомых. Казалось, ничто не может вывести из равновесия Тайрона Бенедикта, даже женщина…