Радуга (Мой далекий берег)
Шрифт:
Ястреб метнул взглядом по лицам ведьм и стражи, стукнул в двери своего дома:
— Ивка! Ветер!! Откройте!
Молчание.
Соланж смотрела на Ястреба. Этот самый желанный мужчина Кромы, герой, щит Берега, изгнанный из столицы за то, что косвенно был повинен в смерти жены… Другого бы за такое ждала Черта. А этого всего-то изгнали; на границу, без которой он все равно не мыслил своего существования. Ведьма Соланж подозревала, что истинная причина опалы была другой. Старуха входила в ковен еще тогда, когда государыня пыталась остановить Черту или, хотя бы, заглянуть за нее. Ястреб поплатился за то, что посмел приблизиться и любить. Ивка слишком властна… какие глупости все же лезут в голову… Берегиня,
Ястреб нашарил под порогом ключ и отпер двери. Оттуда пахнуло нежилым. Соланж удивилась. Странно… еще вчера Ивка была в Кроме.
Люди разбежались, обыскивая дом. Старуха стояла перед лестницей посреди выстывшей прихожей.
— Никого!
— Никого!
— Пусто!
Ястреб смотрел ей в лицо.
— Где государыня?
И ведьма сказала правду.
— Вы тоже видели эту живую пыль? Кто это?
— Кто бы они ни были, мы должны их остановить. Они — причина безумия.
Хаген подергал воротник:
— Дышать трудно. Мне все время кажется, что я зря шевелюсь, зря что-то делаю. Конец один…
— Ты жену любишь? — спросил Ястреб.
Бургомистр вздохнул. Все это время, бесцельно двигаясь сквозь разоренный город, пока не погладил приблуду кота и не сообразил, что надо идти за помощью в дом к Ивке Крадок, он отгонял от себя мысли о семье, особенно о егозе-внучке… любимице… Туда сейчас. Хоть бы знать, что с ними сталось! Не жить, так хоть умереть рядом с ними.
Ястреб прочитал его решение по глазам, положил руку на плечо, живой тяжестью словно привязывая к земле. И Хаген, и глазастая, несмотря на годы, Соланж увидели на кисти этой руки сетку мелких подживающих царапин — точно хозяин поцеловался с терновником.
— Есть способ попасть туда очень быстро. К Терему. Только… Соланж, — прикрыв глаза, Ястреб точно через силу, вспомнил ее имя. — Поможете мне?
Они оказались у чердака, на верху лестницы, возле занимающей простенок, покрытой патиной картины, дышащей и изменяющейся на глазах так, что вызывала жуть. Кровь давно смыли с площадки, но ее запах ощущался все еще, по крайней мере, для ведьмы. Она посмотрела на шрам на лице Ястреба и сложила со своим ощущением.
— Картина-ключ…
— Да… только его заперли на вход. Осторожно, там осколки. И отравлены.
Ведьма подвела к картине руки и, отогнав всех жестом, чтобы не лезли, сосредоточилась. Здесь это оказалось куда легче, чем на улицах, даже легче, чем возле священной прялки. Руки, протянутые в полотно, не встретили преграды. И тогда она осторожно, кончиками пальцев, стала ощупывать раму изнутри. Рама оказалась утыкана осколками: мелкими, как иней, крупными, как ножи; напитанными ядом. Яд не потерял силы, и Соланж старалась быть безмерно осторожной, пока вынимала и раскладывала на предупредительно расстеленный платок плод чьего-то злобного умысла. Осколки были буро-коричневыми от высохшей крови. Ведьма еще раз бросила взгляд на Ястреба. Остальные смотрели на нее в благоговейном испуге. Она дернула головой:
— Киньте в огонь.
И посмотрела на широкоплечего пограничника в упор:
— Кто?
— Невестка, — бросил он, как плюнул.
У Соланж стало холодно внутри. Не спишешь на Пыльных Стражей… вот и имя им нашлось… Верить в подлость Ивки не хотелось.
— Ты… и… мессир бургомистр, оставьте семерых здесь. Нужно, чтобы было куда возвращаться.
Хаген и Соланж одновременно кивнули.
— Остальные. Проверьте оружие. Андрей, Лэти, возьмите в кухне еды.
Само собой получилось, что Хаген добровольно передал Ястребу право командовать, и его люди подчинялись пограничнику
Их выбросило в варсте от границ Хрустального терема, почти у порога ведовской мельницы. Ведьмы с тревогой оглядывались на то, как гаснут, растворяются под воротами, образованными наклоненной заснеженной ольхой, солнечные искорки. Ястреб ободряюще улыбнулся:
— Место запомнили? Отсюда и вернемся. Где золотые мошки замельтешат — там и двери.
Ему неловко, неуверенно заулыбались в ответ.
Весь ужас, творившийся в Кроме, как-то исчез, растворился в хоральной лесной тишине. Пыли здесь не было, только нетронутый снег да птичьи голоса в ветвях. Бургомистр Хаген подумал, что вот в стольном городе нет больше птиц… выжал слезу на глаза. Пограничники вопросительно взглянули на спутниц: место это было настолько заветное, что и не каждая из них сумела тут побывать. Но ложилась под ноги осененная кружевными кустами приглашающая тропинка. И медленно, важно сыпался с задетых веток снег.
— Зайдем на мельницу, — попросила Соланж вполголоса. — Там могут что-то знать.
Ястреб колебался. Робость людей, собирающихся вступить в святое место, простительна и понятна.
— Зайдем, — согласно кивнул он, давя в себе нетерпение.
Живая вода тишины обманула, обернулась мороком, раздавленная шлепками талого снега и сипом горящего дерева. Душной вонью, летящими хлопьями сажи. Умножающим крики эхом. Плохо одетые озлобленные люди садили бревном в трещащие ворота. Словно псы, грызущие кость, пробовали вывернуть наизнанку мельницу — вещь в себе, обращенную дверьми и оконцами внутрь двора, а глухими бревенчатыми задами к тем, кто ее пытался взять. Штурмующие старались на совесть, не давая роздыху. Ныли под бревном створы ворот. С азартным чавканьем вгрызались в дерево, разбрасывая щепу, топоры. Клацали тетивы. Стрелы сухо щелкали в палисад. Тлела с угла крытая дранкой крыша. А над всем этим трепетала, прядями свисая с елей, разодранная ведовская защита, и воздух дрожал от воя:
— Ведьм гаси-и!!
Этот порыв был страшен, но выучка и внезапность позволила отряду Ястреба взять верх. Его люди налетели со спины, лупя направо и налево плоскостью мечей, подкрепленные наведенным ведьмами ужасом. Нападающие в замешательстве разбежались.
— Откройте ворота! — закричала Соланж, зная, что враги вернутся.
Девочки внутри узнали ее, справились с тяжелым брусом, кинулись в слезах к нежданным защитникам.
— Что тут у вас? — спросила старшая ведьма сухо.
Одна из послушниц, плачущая, дрожащая, заговорила. Остальные судорожно вздыхали и всхлипывали, подтверждая ее рассказ. Безумие началось здесь около полудня. Первым делом рухнули сплетения. А потом на обезоруженный дом кинулись озверелые, жаждущие крови пришлецы. Крича, что это ведьмы виноваты. Что надо выжечь ведовское гнездо. Девочки заперлись внутри и держались, как умели. Лили со стен кипяток, пробовали отпугнуть выстрелами из охотничьих луков. Кому-то удавались и отгоняющие сплетения. Но огнем занялась крыша амбара, угол мельницы… Во дворе резко пахло прелой соломой, навозом, копотью, от горького дыма першило в горле. Савва заорал с палисада:
— Идут!!
И пошла круговерть: хаканье, вой, таран, колотящий в подпертые бревнами ворота.
Желваки играли на щеках Ястреба, он чувствовал истекающее время и отдал приказ стрелять на поражение.
Несколько в вывернутых для страха наружу кожухах легли под стеной. Другие откатились. Выпустили в бессильной ярости с десяток стрел. Те увязли в частоколе, закачались серым оперением.
— Мы — к Терему…
— Не оставляйте нас!
— Тихо! — рявкнула Соланж. — Перестаньте носиться безголовыми курицами.