Радуга над Теокалли

Свидерская Маргарита Игоревна

Жертвоприношение длилось уже несколько часов, когда жрец наконец издал торжествующий вопль, который мог означать только то, что бог Ицамна дал ответы на все вопросы, интересующие правителя Коацаока.

Залитый кровью, верховный снова облачился в шкуру небесного дракона, подошёл к самому краю площадки, стал напротив правящей династии и сообщил волю Ицамны. Из витиеватых выражений, которыми изъяснялся жрец, следовало, что правитель Коацаока Копан поправится нескоро, но позволяет его сыну править городом, что выкуп нужно собирать, а послов в Майяпан можно отправлять.

Сообщение вызвало небольшую бурю негодования, которая стихла, едва Кинич-Ахава объявил, что желает говорить. Молодой правитель встал, подошёл к лестнице, ведущей вниз, и спустился до её середины. Подождав, пока смолкнут протестующие голоса, обратился к горожанам:

– Граждане Коацаока, вы слышали волю любимого и почитаемого Ицамны. Он подтвердил наше желание оставаться свободными. Помочь нам может Майяпан. Я обещаю вам, что не допущу захвата власти в городе ни чужеземцами, ни кровными моими братьями. Я призываю Кокомо только для помощи в оказании сопротивления мешикам. Клянусь вам в этом!

Тишина, которая повисла после этих слов, означала, что жители пытаются продумать все до мелочей. Неожиданно рядом с Кинич-Ахава возникла Иш-Чель. Она тихо спустилась вниз и встала рядом с мужем. Лучи заходящего солнца зажгли её рыжие волосы огненным водопадом. Зрелище было диковинным и захватывающим. Тонкие черты лица и гордая осанка производили должное впечатление. Взглянув на мужа вопрошающе, женщина очаровательно улыбнулась и также обратилась к народу:

– Граждане, я из семьи Кокомо, но принадлежу Коацаоку. По брачному договору, в случае военной угрозы нашему городу, мой род обязуется помочь. Я живу здесь и, как и вы, хочу быть свободной! Позвольте мне обратиться к моим родным. Ручаюсь, что они уйдут, как только отпадёт необходимость в их присутствии. Прошу вас, не отказывайтесь, Кокомо искусны в военном деле. Я подготовила послание к моей семье и мне нужны воины, готовые его доставить. Если вы позволите…

Голос Иш-Чель не был сильным, скорее, нежным, но она вложила в него столько искренности, что люди сразу это почувствовали. Народ резко разделился на кучки и стал активно обсуждать её предложение. Правящая чета стояла и ждала решения городского собрания. Выступление Иш-Чель понравилось жителям, многие выражали симпатию жене наследника, открыто переходя на его сторону. Вскоре начали выкрикивать о согласии то там, то тут, пока огромная масса людей во весь голос не прокричала общий вердикт:

– Согласны…

– Теперь дело за верными посланниками, – улыбнулась Иш-Чель.

Толпа граждан шевельнулась и вытолкнула из своих рядов пятерых желающих. Однако жители Коацаока подошли к этому вопросу серьёзно, каждую кандидатуру обсудили и… всех отвергли. Потом на площадку вышли двое крупных мужчин, и чей-то голос произнёс, перекрывая шум:

– Это достойные люди, пусть несут твоё послание, госпожа. Они храбры, выносливы и проверены. Против них никто не скажет худого слова!

И, действительно, толпа радостно зашумела, выражая согласие. Иш-Чель вручила узелковое письмо воинам, прислужница подала им мешки с едой, и посланцы под одобрительные возгласы вступили в широкий проход, образованный толпой.

– Вот вопросы и решены, – Иш-Чель повернула счастливое лицо к мужу.

Он улыбнулся, но промолчал и поднялся наверх. Быстрым шагом Кинич-Ахава отправился в покои отца, состояние которого не улучшилось, Иш-Чель решила его сопровождать.

* * *

После собрания Уичаа направилась к верховному жрецу Ицамны. Она с трудом сдерживала ярость и боялась, что та могла преждевременно вырваться наружу. Толпа благосклонно приняла невестку!

И ещё женщине показалось, что жрец её предал. Почти шипя, она ворвалась в хранилище, где менее суток назад сговаривалась с врагами сына. Но комната была пуста. Кипя гневом и будучи не в силах сдерживать негодование, Уичаа схватила с полки и швырнула в угол несколько глиняных горшков, совершенно не заботясь о рассыпавшемся содержимом. А оно разлетелось драгоценными осколками нефрита и бирюзы.

На шум прибежал немой раб, который всегда провожал её к верховному жрецу. Увидев госпожу, он испуганно нырнул обратно в коридор. Вскоре возник тот, на кого Уичаа собиралась излить гнев. Вид правительницы не смутил жреца, он спокойно сел, затянулся любимой трубкой и только тогда соизволил взглянуть на женщину. Не в первый раз видел её в таком состоянии, поэтому молчал и пускал дымные кольца, демонстративно показывая, кто в настоящее время господин.

Первой молчания не выдержала Уичаа:

– Ты не должен был допускать обращения Иш-Чель к гражданам Коацаока!

– Почему? – спокойно спросил жрец.

– Это противоречит нашему плану!

– Нисколько! Твоему – да. К сожалению, эмоции владеют тобой больше, чем разум, Уичаа. Ты никак не можешь их усмирить, а сколько я учил! Боги, духи всего живого подарили тебе великую силу, но ты никогда не станешь настоящим нагуалем! Твой нрав, твоя ярость, которые ты не можешь усмирить, мешают тебе понять происходящее, научиться прощению. Ты никогда не достигнешь истинной мудрости!

– Нарушаешь планы ты, а отчитываешь меня! Как смеешь?!

– Что ж, придётся объяснить. Я позволил твоей невестке выступить, чтобы она заняла действительно высокое положение. Это необходимо, дабы Кокомо не могли усомниться – их кровную сестру приняли должным образом! Все просто! Убирайся, ты меня рассердила!..

Уичаа, получив выговор, ослушалась жреца, присела и стала думать. Гнев постепенно стихал, ей становилось стыдно за свои слова, и за то, что не смогла сохранить лицо. Выражение надменности, которое постоянно на нём присутствовало, исчезло. Вместо него возникла рабская покорность. Маленькими шажками подошла к курившему жрецу и опустилась на пол у его ног. Тщетно она пыталась поймать взгляд, он упрямо смотрел в сторону. Тогда женщина приникла губами к коленям мужчины и стала покрывать их поцелуями, постепенно продвигаясь вверх. Одновременно её тонкие руки проворно скользнули под набедренную повязку. Вскоре голова Уичаа оказалась там, пытаясь возбудить мужчину, и женщина услышала горький упрёк в свой адрес:

– Ты всегда пытаешься встать выше, Уичаа, но пока не упадёшь вниз, не получишь того, что нужно… Проси!

– Я не могу без тебя, прости мою глупость. Можешь унижать, но не отталкивай! Я – твоя раба, я всё выдержу, только не отвергай меня! Я буду послушна! Я научусь терпению и пониманию! – после каждой фразы Уичаа не переставала осыпать поцелуями мужчину, который встал и смотрел на неё, презрительно кривя губы. Но блеск в его глазах говорил, что от происходящего он явно получает удовольствие. Вскоре наметилось и возбуждение. Желая доставить наслаждение и насытиться самой, Уичаа сбросила одежду. Обнажив красивое стройное тело, она призывно взглянула снизу вверх, вкладывая в горящий взгляд покорность. Но мужчина её оттолкнул: