Радуга над Теокалли
Шрифт:
– Ты ждёшь ребёнка? – не в привычке Амантлана было ходить вокруг да около.
– Да.
– Ты знаешь, кто его отец?
Она утвердительно кивнула.
– Это случилось в ту ночь, когда мы захватили Коацаок?
– Нет. Это ребёнок моего мужа.
– У тебя нет мужа, женщина!.. Значит это ребёнок Кинич-Ахава. Занятно! И что же мне теперь с тобой делать?!
– Отправить домой!
– Да, конечно! – согласился Амантлан, едва сдерживая раздражение. – Ребёнок, вернее, его появление будет немедленным тебе приговором.
Иш-Чель почувствовала, как хозяин начинает злиться. Вот только на кого? А гнев действительно нарастает.
– Господин, – обратилась к нему она, выбрав, как ей казалось, самую приемлемую форму, – Почему вы не хотите получить выкуп? Я понимаю, что моего мужа найти невозможно, но у меня есть семья, я из…
– Выкуп?.. И кто же будет платить его?
– Моя семья.
Убеждённость заинтриговала Амантлана.
– Я уже много раз повторял – у тебя нет мужа и семьи. Анауак закончил войну с Коацаоком… На его месте руины и бродячие собаки. Может быть, они соберут за тебя выкуп?
– Коацаок – город моего мужа.
Амантлан поморщился, сам не понимая, почему ему неприятно упоминание о Кинич-Ахава как о муже. Он для него был пока непобеждённым противником, которого разбил, но не уничтожил.
– Я происхожу из семьи Кокомо. Думаю, это имя для вас что-то значит?
– Конечно! Братоубийство, обман, распри, захват чужих и дружественных городов, – чётко, без запинки ответил Амантлан.
Иш-Чель смутилась. Характеристика верная, но неприятная, ведь из прозвучавших слов ни одно не было положительным.
– Можно подумать, мешики ведут себя иначе!
– Разумеется, нет, но никто и не пытается рассчитывать на нас, если мы этого не обещаем, – слукавил Амантлан.
– Какой бы вы не представляли мою семью, но – она моя, и ей будет небезразлична…
– Сомневаюсь, женщина. За тебя, как водится, отработал муж, и никто никому не должен.
– Но я – дочь Кокомо. И меня не оставят в неволе…
– Значит, я могу получить выкуп?
– Конечно! Мой господин, нужно только отправить послов…
– А ты не подумала, женщина, что такие вопросы решает тлатоани, а не я? И ещё неизвестно, как он посмотрит на моё укрывательство такой знатной пленницы. Кинич-Ахава бродит в лесах, и послы могут попасть ему в руки. Мне ведь известно… именно тебе выпал жребий взойти на теокалли и спасти Коацаок. Ты уверена, что Кинич-Ахава захочет, чтобы ты была жива?
– Но выкуп будет платить мой отец и братья, почему…
– Если наш тлатоани поверит в это и пошлёт послов к Кокомо, а твоя семья не откажет, что поимею я? Я тебя отобрал у своих воинов, кормил, не обижал и останусь ни с чем? Я не пошлю послов!
– Но, мой господин…
– Довольно, женщина! Я не собираюсь давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить. Тлатоани не нужен никакой выкуп, раз. Во-вторых, если к нему обратиться с такой смешной просьбой, то он найдёт, конечно, выгоду для страны, только тебе не станет легче. Я понял, чего ты добиваешься – хочешь, чтобы признали знатной пленницей, а не рабыней. Так вот, может быть, у Кокомо или Кинич-Ахава, случись такое, были бы другие мысли, но ты в Анауаке, в Теночтитлане, а это все меняет!
– Что меняет?!
– Тебя никто никогда не признает даже заложницей! Какую выгоду ты представляешь для моей страны?! Как жена Кинич-Ахава?! Никакой! А верить в твои рассказы, что ты дочь Кокомо… Ну и что? Нет, конечно, тлатоани любит красивых женщин, а если я тебе противен, то, может быть, тебе понравиться стать одной из его наложниц!
– Почему вы не хотите мне поверить?!
– А зачем? Почему я должен верить какой-то рабыне? Где выгода? Повторяю, твой дом здесь, под моей защитой!
– Но недавно мне было сказано, что, как только станет известно кто я, меня заберут у вас!
– Да, не отрицаю.
– Ничего не понимаю! Какой же выход?!
– Убедить меня, что ты мне нужна, – после недолгого раздумья спокойно произнёс Амантлан, обрезаятем самымвсе пути отступления.
Чем больше вождь смотрел на рабыню, тем больше она нравилась, хотя он и пытался как-то противиться. Да, майя была иной, совершенно непохожей на женщин мешиков. Дочь грозного Кокомо, живое воплощение богини. Наверное, там, у майя, ей поклонялись, посвящали стихи, дарили цветы, считали живым воплощением богини… Временами он чувствовал, что не знает, как с нею себя вести, как обратиться, ощущая огромную пропасть между ними. И выбирал наиболее простой путь насмешки и давления. По праву хозяина, господина, победителя.
Слова Амантлана смутили её, и он это понял. Они стояли и смотрели друг на друга. Такие разные взгляды. Перед ним два чистых ясных озера, а перед нею тёмная непроглядная тьма с какими-то дикими пугающими огнями. Откровенность взглядов смутила, прямолинейность слов заставила женщину покраснеть.
– Ты ведь могла сказать, что ребёнок мой, почему не сделала? – прервал он неловкое молчание.
– Я не люблю врать.
– Не убедила.
– Но я не могу…
– А я не зверь, могу и подождать.
– Пять лет?!
– Ты не жена, не наложница.
– А кто же тогда я буду?
– Просто моя прихоть, моё желание… Всё, довольно, иди и думай… У тебя нет работы?! Пусть принесут мне тилматли, я еду к тлатоани, ступай, женщина, и прикажи готовить каноэ! – Амантлан повернулся к окну и стал смотреть в сад. Он не хотел больше продолжать спор, не хотел признаваться себе, что не допустит исчезновения Иш-Чель из его жизни. Он понимал безвыходность ситуации, в которую загнал женщину. Отказаться от неё становилось всё тяжелее, а почему, не знал, да и не хотел об этом задумываться. Слишком уж сложными оказались их взаимоотношения, а он любил простоту, которую так легко дарили многочисленные женщины.