Радуга над Теокалли
Шрифт:
Достойные люди хранили столько лет правду об их тяжёлой жизни, скитаниях и ошибках, без одобрения совета старейшин не записывалось ничего. Мудрецы обсуждали и принимали решения – нужно ли какой-либо случай занести в свитки. Ничто не ускользало от их внимания. Сам факт, что униженные мешики посмели восстать, вызывал почитание потомков. А последующий захват власти – сколько полегло народа, сколько сил потратили, чтобы удержать завоеванное! Страницы Кодекса о построении их государства заставляли гордиться предками. И вот здесь, просто так, одному, пусть самому-самому мудрому и образованному человеку, вдруг пришло в голову, что в свитках может содержаться то, что не вызовет восторга потомков.
Для чего придумывать жизнь предков заново? А пройдёт ещё несколько десятков лет, появится новый мудрый советник тлатоани, и снова перепишут историю? Получается, что его дети и внуки никогда не узнают правды?! Как можно допустить, чтобы каждый, приходящий к власти, брался судить и переиначивать исторические факты? Хорошо, что в настоящий момент ещё живы те, кто помнит и передаёт по крупицам знания, и их так же бережно записывают в свитки, дополняя, а не вычёркивая. Над решением этой проблемы нужно было подумать и поступить по совести. Возможно, впервыепойти против Тлакаелеля. Амантлан не позволит уничтожить старые записи.
Грустные мысли ещё больше усугубили плохое настроение вождя. Он понял, что никакая прогулка не развеет их, пока не будет обговорено положение странной женщины, появившейся в его доме.
Нопрежде всего ему предстояло решить, чего хочет он. К несчастью, ответа не было, а потому он недовольно крутился на жестковатых досках каноэ, которое направлялось к его загородному дому.
Становилось темнее. Вечернее благоухание садов чинампе пьянило, постепенно успокаивая. Мысли стали принимать более мирное направление. Ему пришлось согласиться, что предложение Тлакаелеля было верным – он может спасти рабыню, сделав женой. Но тогда действительно летели в пропасть долгие годы его упорного продвижения наверх.
Амантлан понимал горечь друга, который вкладывал в его продвижение столько сил. А сколько усердия пришлось приложить ему – Амантлану, чтобы стать одним из четырёх военачальников Анауака! Он – сын простого ремесленника – прошёл весь путь от воина-ягуара, забыв, что такое спать на мягкой постели, стал гордостью страны и вот… Теперь один его поступок откинет вниз! Какая беспечность! Воистину, в детстве он правильнорешил, сбежав из тельпочкалли, потому что даже повзрослев, совершенно не способен стать мудрецом. Вот уж тламатиниме не мучились бы от неразрешимого для него вопроса.
– О, боги!
Точно, он попал под какие-то чары! Как же мог забыть о Шочи! Его прекрасная гордая Шочи!
Амантлан почувствовал себя негодяем – два года он добивался внимания сестры тлатоани, её любви, которая открыла быперспективы, а теперь совершенно не вписывалась в новые планы.
Руки Амантлана невольно сжали голову, действуя как бы самостоятельно от него. Затем тонкие пальцы надавили на переносицу, потом внушительный кулак ударил хозяина в высокий лоб, ещё раз, подтверждая его полную растерянность. Рабыня подождёт, а вот Шочи могла и не простить его отсутствия. Он был в городе уже неделю, а до сих пор не появился у неё в саду. И тут Амантлан понял, что не хочет встречаться с девушкой.
Мотнув головой, взглянул на звёздное небо и огорчённо вздохнул, пытаясь отогнать переплетение мыслей. Ситуация, в какую он себя загнал, начала обретать чёткие линии.
"Что же я имею? Если продолжать морочить голову сестре тлатоани, можно либо с ним породниться, либо, если у Ицкоатля имеются свои виды на будущее Шочи, попасть в ещё большую яму. Несколько дней и тлатоани донесут о редкой пленнице, и тогда мне никак не объяснить, почему я задержался и не подарил её правителю. Ситуация – хуже не придумаешь… Тут уждействительно пахнет изменой. Это я-то изменник?! Вот глупость!
Только у меня достаточно врагов, которые постараются извлечь из этого выгоду и окончательно меня уничтожить. Пожалуй, дело и не в том, что я не хочу её отдавать. Пожалуй, поздно… Наверняка тлатоани уже доложили обо всем, а он теперь выжидает, проверяет, как долго я буду бездействовать! Хорошо ещё, что меня не отправили сразу в новый поход. Боги! А что же будет тогда с рабыней?! Ведь через десять дней я выступаю на тарасков! Этот затянется на много месяцев, скорее всего, вернусь, когда женщина уже родит… Просто замечательно! У меня совершенно не осталось времени! Хотя, что мне обдумывать? Только то, как убедить эту упрямую индюшку добровольно выйти за меня замуж! Какое простое дело! Да лучше несколько походов на тарасков!"
Каноэ коснулось скалистого берега – он прибыл в загородный дом, который купил у одного обедневшего пилли. Тому необходимо было рассчитаться с долгами, а его кредитор не желал обладать столь огромным имением. Богач с трудом нашёл на него охотника, который смог предложить пару десятков рабов и драгоценностей в придачу. Вполне соразмерная оплата.
Очертания белого здания светлели из-за деревьев и многочисленных благоухающих кустов. Стояла тишина, наверное, все уже спали. Сначала Амантлан направился на женскую половину, но потом передумал – слишком устал и к тому же ещё окончательно не успел убедить себя в необходимости жениться. Как ни абсурдно, но в душе он с удовольствием поиздевался над собой, причём весьма едко, напомнив, как часто его хотели женить на самых красивых женщинах Теночтитлана, а теперь он сам вынужден уговаривать какую-то рабыню выйти замуж. Ситуация, достойная насмешки. Что ж, откуда-то взявшаяся жадность поставила его в эти нелепые условия. Кто знает, возможно, женщина действительно родственница правителя Майяпана?! А это сулит некоторые интересные перспективы.
"Что ж, в любом положении, даже наихудшем, всегда можно найти положительные стороны. Ведь я – любимец богов!" – с этой мыслью Амантлан отправился спать, отложив все дела на утро.
Проснулся Амантлан от тихого шороха – слуга принёс завтрак, как всегда в одно и то же время.
День военачальника начинался с физических упражнений на центральном стадионе Теночтитлана, где он проводил почти половину светового дня, затем следовало посещение казарм воинов-ягуаров.
Разминаясь на стадионе, Амантлан никак не мог сосредоточиться на физических упражнениях, мысль об Иш-Чель неотступно сидела в голове. Его раздирало желание сохранить женщину у себя как редкую вещь, но он признавал, что за этим скрываются и другие чувства. Рабыня всё больше нравилась ему, а это само по себе было чем-то новым, раздражало и не устраивало. То, что женщина оказывала сопротивление, не стоило особого внимания; заслуживало внимания другое – она рождала в нем желание защитить, уберечь, да и что там скрывать, он хотел ей нравиться! Чем не нравился самому себе…
Пока она не появилась, в его жизни существовало много женщин, но главное место занимала прекрасная сестра тлатоани – Шочи. Он постарался приложить массу усилий, чтобы привлечь её внимание, постоянно рисковал остаться без головы. Мало ли, как отнесётся Ицкоатль к любовным делам родственницы? Но Амантлану не запрещали оказывать девушке внимание, тем не менеетлатоани не заводил с нимсерьёзных разговоров. Возможно, он хотел выдать сестру за кого-нибудь из многочисленных правителей дружественных городов, а может быть, ждал, когда сами молодые люди обратятся к нему.