Радуга над Теокалли
Шрифт:
Кажется, он догадался – все, что произошло у сестры тлатоани, его жена восприняла серьёзно. Настолько, что готова с ним заигрывать!
– Она тебе лгала. Может быть, ты в чем-то и права, женщина, и нам действительно нужно жить под одной крышей, чтобы не вызывать лишних разговоров. Так что с завтрашнего дня переезжаю в Теночтитлан и буду здесь все время, пока не уйду в поход. Теперь я всегда заранее буду предупреждать о своём прибытии, чтобы ты могла меня встретить, как это подобает. Наши отношения действительно зашли в тупик. Но через шесть дней – снова поход. Как и обещал, я очень удобный муж, – Амантлан внимательно смотрел на Иш-Чель.
На её лице сначала мелькнуло недовольство, затем удивление, а потом явное сожаление.
– Вы опять уходите в поход?
– А ты будешь горевать? – Амантлан шутил, а Иш-Чель страшно злила эта привычка.
– Естественно, соблюдая все обычаи и правила.
– О, я не столь жесток к своей семье, а моя мать не выдержит без бани. Я разрешаю вам после моего ухода удалиться за город, – Амантлан подошёл к Иш-Чель вплотную. – Достаточно будет иногда просить богов даровать мне жизнь.
Иш-Чель запаниковала, а он улыбался! Он спокойно взял одну из её кос, подержал, потом аккуратно вернул на место и нежно коснулся шеи Иш-Чель. Она посмотрела на него – он смеялся. На несколько мгновений мужчина и женщина застыли. Его рука прекратила ласку. Он ждал.
Иш-Чель очнулась и вежливо ответила:
– Мы всегда ежедневно молимся богам послать вам удачу и здоровье, господин.
– Как и положено семье военачальника, – он был слегка разочарован, но ничего другого и не ожидал. Амантлан отошёл от жены и, не глядя, добавил: – Тебе нечего волноваться за будущее, женщина, я сдержу своё обещание. А сейчас мне нужно идти.
Они вместе появились в гостях у приёмных родителей Иш-Чель и у Тлакаелеля, посетили и рынок, сделав покупки. Амантлан вел себя с холодным достоинством, так, чтобы никто ничего не смог сказать. Пересуды стихли. Шочи поняла, что проиграла – Амантлан так и не появился во дворце тлатоани, а в назначенный срок отправился в поход на отоми. Его радовало перемирие с Иш-Чель. За эти дни она была послушна и не спорила.
Женщина старалась быть с мужем вежливой, вести себя достойно, то естьтак, как это полагалось по обычаю. Но одна мысль постоянно крутилась: что будет, если Амантлан ещё раз женится?
Прошло несколько месяцев, прибыл гонец от Амантлана с сообщением, что военачальник вернулся. Небольшая семья перебралась в Теночтитлан. Иш-Чельпервым делом решила посетить рынок. Совершив покупки, женщина направилась домой. Размышления прервал свист кнута, так хорошо ей знакомый.
– Эй, вы, пошевеливайтесь! – грубый голос надсмотрщика, гнавшего рабов к дворцу тлатоани, полностью вернул её в действительность, заставив широко раскрыть глаза на приближавшуюся к ней группу.
Нарядные пилли плавно отходили в сторону и радостно тыкали пальцами, указывая на плетущихся в бессилии рабов. Это были майя. Это были люди её рода. В одном, измождённом от долгого пути, грязном и окровавленном пленнике она рассмотрела знакомые черты…
В глазах потемнело. Слабость, охватившая её тело и холодный пот, проступивший на лбу, говорили о приближении обморока. Иш-Чель попыталась взять себя в руки, по-прежнему не веря глазам. Может быть, она потеряла рассудок? Но, нет. Третьим, в общей связке шёл Кинич-Ахава. Она узнала бы столь дорогие её сердцу черты, где угодно и когда угодно, сколь грязен он бы ни был.
Война и невзгоды, плен и унижение не смогли сломить дух гордого воина. Его голова была высоко поднята, осанка тверда; ноги, пусть и едва передвигались, но ступали уверенно. Белоснежные плиты Теночтитлана жгли его босые ступни не меньше, чем пыль долгих дорог. Он был гордостью майя, и даже в плену весь вид говорил о силе духа и непримиримой вражде к народу Анауака. Любой, встретивший надменный взгляд черных глаз, невольно уступал дорогу – пленных порой заносило от нечеловеческой усталости. Этот человек заслуживал уважения праздных пилли. Мешики ценили людей, которых не могли сломить.
Иш-Чель попыталась поймать взгляд Кинич-Ахава, её душа рванулась к нему, забыв и отбросив обиды. Перед ней был самый дорогой человек. И женщина стремилась лишь к тому, чтобы он увидел её, увидел и понял, что она ощущает боль его босых ног, обожжённых горячими камнями. Иш-Чель готова была припасть к ним губами и омыть слезами каждую из спёкшихся и кровоточащих ран… Но Кинич-Ахава прошёл, не заметив – он смотрел вперёд, поверх голов. Новые чувства охватили её, тонкие руки затряслись от напряжения, и только голос служанки привёл Иш-Чель в чувство:
– Госпожа, на нас обращают внимание… Пойдёмте домой!
Иш-Чель не помнила, как они добрались. Она словно во сне позволила рабам уложить её в каноэ на мягкие шкуры. Прислужница сообщила, что госпоже стало плохо, и женщину оставили одну.
Желание спасти Кинич-Ахава даже не возникало. Оно, наверное, проснулось в ней, едва Иш-Чель увидела его. То, что Кинич-Ахава вели, как простого раба, давало маленькую надежду, что никто не знает, кем является этот пленник. Нужно срочно узнать, куда их отвели, где содержат и к какому празднику готовят. Иш-Чель поручила это старому Муши, она была твёрдо уверена, что старик все выполнит и никому её не выдаст.
Муши вернулся поздно, поставил каноэ и тихо проник в её комнату. Вид женщины смутил – всегда спокойная и уверенная, сейчас Иш-Чель не находила себе места. Едва Муши пересёк порог, как госпожа подлетела к нему и вцепилась в руку:
– Не медли, где он?
– Должен вас расстроить, госпожа, но пленников разместили в тюрьме рядом со зверинцем тлатоани… – старику было тяжело видеть в глазах женщины потухшую надежду. – Их охраняют не воины!
– А кто?
– Ночью во дворце бродят ягуары сестры тлатоани Шочи… – голос старого Муши едва доносился до Иш-Чель, потому что, вспомнив историю этих животных, у неё родился безумный план…
Необходимость купить каноэ, выкрасть из комнаты Амантлана специальный знак, который служил пропуском на южных дорогах и другие мелочи не вызывала у женщины тревоги. Самое главное было проникнуть ночью во дворец и вывести Кинич-Ахава.
Как это сделать?
Казалось, что голова разорвётся от мыслей. Час шёл за часом. Предложение Иш-Чель было настолько безумно, что про себя старик решил, будто госпожа тронулась умом. Сама идея казалась невероятной, а её воплощение требовало огромной силы воли и абсолютного бесстрашия. И именно оно светилось в решительном взгляде Иш-Чель, которая ставила на кон всё, что имела, ибо расплата в случае провала была бы ужасной.