Радуга
Шрифт:
Легкие Кэт задыхались без воздуха, его катастрофически не хватало! Бешено колотящееся сердце готово было вырваться из груди и улететь, унося за собой поплывшее в тумане сознание.
— Кэтрин! — Сильные руки Джеймса подхватили покачнувшуюся Кэтрин.
Он крепко прижал девушку к себе… настолько крепко, что ощутил стук ее сердца — испуганная птица, пытающаяся вырваться из грудной клетки, — и холод ее кожи, и трепет ослабевшего тела, оказавшегося таким пугающе легким и худым. Джеймс прижал Кэтрин к себе, словно его горячее сильное тело могло передать свою энергию, жизненно необходимую девушке.
— Пойдем вот сюда, на скамейку, и сядем.
Казалось, это длилось бесконечно — целая вечность безмолвной мольбы, но наконец дыхание Кэтрин стало успокаиваться, и она каким-то образом нашла в себе силы подняться и извиниться:
— Кажется, я немного не в форме.
— Черт возьми, Кэтрин, ты же убиваешь себя!
Голос Кэт был слаб и дрожал, но теперь и сильный голос Джеймса дрожал от неожиданного гнева, рожденного чрезвычайным волнением за здоровье этой хрупкой синеглазки.
— Нет, — тихо возразила Кэтрин, отстраняясь от Джеймса.
— Да! — Джеймс понял это сразу же, как только увидел Кэтрин в Инвернессе, и долго размышлял, что же ему следует предпринять.
Следует поговорить на эту тему с Алексой или же с самой Кэтрин? Алекса спросила его доверительно: «Ну разве не потрясающе выглядит Кэт?» Однако Джеймс заметил тревогу в ее глазах, позволившую предположить, что Алекса понимает, к чему может привести такая потеря веса за столь короткий срок. Джеймс решил обсудить этот вопрос с Алексой и деликатно убедить ее высказать свои опасения Кэтрин, но так и не нашел случая сделать это. И теперь, коли уж вопрос встал так серьезно, Джеймс сам заговорил с Кэтрин о ее голодании.
Правда, это было больше похоже на обвинение, но Джеймс слишком поздно спохватился. Он снова напугал девушку, как это уже случилось в июне, но сейчас в ее сапфировых глазах, к ужасу Джеймса, заблестели слезы.
Джеймс, который так искренне заботился о Кэтрин, добился того, что прежде могла сделать только черствая юная Хилари, — заставил Кэтрин плакать.
— Кэтрин, — прошептал он ласково, — ты потеряла очень много веса за очень короткое время, быть может, слишком короткое.
— Я никогда прежде не сидела на диете. Когда я начала, после первых нескольких дней это было так просто.
— И с каждым днем все проще и проще?
— Да, — подтвердила несчастная девушка.
Случившийся приступ непреодолимой слабости по-настоящему напугал ее. Но ужас пребывания между жизнью и смертью был почти подавлен страхом того, что о ней подумает Джеймс. Прежде всего Джеймс. Что, если он решит, будто неосмотрительная диета — нечто большее, нечто настораживающее, патологическое, чем просто отсутствие аппетита или ненормально повышенный аппетит?
— Джеймс, я не… я ничего не делала…
— Я знаю, — ласково заверил Джеймс. — Ты, Кэтрин Тейлор, такая же, как твоя старшая сестра, — чрезвычайно дисциплинированная и целеустремленная. Знаешь, что сказала мне Алекса однажды, когда заявила, что собирается провести целый вечер, репетируя роль, а я мимоходом заметил, что совершенство достигается практикой?
— Да, я знаю. Она тебе сказала: «Нет, Джеймс, только совершенная
— У меня складывается подозрение, что это утверждение — девиз сестер Тейлор. Но я предполагаю, что ты переусовершенствовала свою диету.
Кэтрин улыбнулась робкой и благодарной улыбкой:
— Мне нужно снова начать есть, а когда я окрепну, то займусь спортом.
— Похоже, ты начиталась книг.
— Да. Я знала, как сделать диету разумной, но проигнорировала такой путь. Спасибо, что не дал мне упасть.
При воспоминании об этом голос Кэтрин перешел на тихий шепот. То было захватывающее и пугающее воспоминание: ощущение мужских рук, обнявших ее, согревающая сила его тела, нежное прикосновение его губ к волосам… У Кэтрин снова перехватило дыхание, но уже от приятного волнения, никак не связанного с чувством голода или страха.
— Не стоит благодарности, — тихо отозвался Джеймс, тоже вспомнивший эти замечательные, божественные мгновения, — А теперь я намерен покормить тебя. Еще чашка горячего шоколада и немного еды. Мы устроим пикник прямо здесь, а потом потихоньку поднимемся по этим ступеням. Договорились?
— Да, договорились. Спасибо тебе.
— Всегда к вашим услугам, — улыбнулся Джеймс и, прежде чем вернуться на «Ночной ветер» приготовить их полуночный пикник, потребовал:
— Обещай мне, Кэтрин, что с этой минуты ты начнешь нормально питаться.
— Обещаю.
Джеймс выдержал ее взгляд ровно в пять ударов взволнованного сердца, после чего просто сказал Кэт:
— Я не знаю, что заставило тебя избавляться от веса… — Джеймс вдруг замолчал, неожиданно остановленный красноречивым взглядом Кэтрин, который откровенно, с невинной честностью говорил ему, что причиной этого был именно он; мгновение спустя Джеймс неуверенно продолжил:
— Сейчас ты, безусловно, прекрасна, но ты была очень красива и прежде.
Джеймсу хотелось сказать главное: «Самая удивительная твоя красота, Кэтрин, заключена в тебе самой, в твоей душе».
Но разве мог он осмелиться?
Глава 13
Алекса проснулась от тихого стука в дверь. Лившийся сквозь открытые окна лунный свет падал на часы, показывавшие половину первого. Наверное, Кэт пришла рассказать ей о прогулке с Джеймсом. Или не исключено, это сам Джеймс.
«Нет, — решила Алекса, затягивая на стройной талии поясок халата, — в конце концов, мы с Джеймсом не вороватые подростки».
Кроме того, она с улыбкой вспомнила последнюю ночь в Роуз-Клиффе, проведенную с Джеймсом в преддверии десяти ночей, которые им предстояло провести раздельно. Прием и соответственно роль Джеймса как хозяина продлятся до поздней ночи в воскресенье, даже после того как Алекса отвезет Кэт в аэропорт и вернется в свой коттедж. В понедельник после обеда Джеймс уезжает на четыре дня в Денвер, а оттуда на встречу в Чикаго, где проведет весь уик-энд. Они расстанутся по меньшей мере на десять ночей. И тем не менее Алекса твердо знала, что у дверей ее спальни стоит не Джеймс. Нет, самым желанным посетителем сейчас была бы ее младшая сестра, с которой они проболтают несколько часов, делясь впечатлениями о чудесно проведенном дне.