Рагу из зернистой икры
Шрифт:
— А лицензия?
— Они проверяют лицензию только на медицинские услуги. Вообще у них какая-то странная система. Не удивлюсь, если эта Литвиненко заплатила взятку, чтобы ей не задавали лишних вопросов. Судя по тому, как работает эта газетенка, такая постановка вопроса очень похожа на реальность!
— Ну, с этим пусть налоговая разбирается. Нас интересует другое. Вторая девушка приходила?
— Нет.
— Значит, объявление было напечатано беспрепятственно…..
— Да. Вы же видите — два листа таких объявлений. Девушка, принимавшая текст, подумала, что речь идет об интим — услугах. Многие агентства,
— Что насчет мобильного?
— Абонент не контрактный, значит, фамилию получить нельзя. А связываться с этими уродами навороченными в мобильных компаниях и выслеживать номер — сами знаете, какая головная боль!
Бросив косой взгляд на примитивное объявление, его собеседник презрительно хмыкнул:
— И находятся же дурочки, которые попадаются на такое!
— Судя по количеству этих объявлений — дурочек полно.
— Да уж. Жизнь достаточно печальна.
— Ну, думать об этом — еще не хватало! У каждого своя головная боль.
Теперь, сутки спустя, он стоял перед девятиэтажным домом. В котором (судя по полученной оперативной информации) и находилась «Школа моделей», речь о которой шла в газетном объявлении. Школа моделей, руководили которой двое — две жертвы бойни, происшедшей в продовольственном магазине. Балинова и Литвиненко.
28
Квартира 124 находилась на седьмом этаже. На лестничную площадку выходили четыре двери. Тамбура на площадке не было. Две двери были шикарными — дорогими, бронированными, новыми. А две — самыми обыкновенными, потертыми, оббитыми рванной зеленой клеенкой. На самой рванной и разбитой «зеленой» двери красовался номер 124. Он аж присвистнул! Позвонил в расхлябанный, развинченный звонок (держащийся буквально на соплях). В глубине квартиры громко продребезжал звук. Никакой реакции не последовало. Он позвонил еще и еще. Дверь не собирались открывать. В квартире никого не было. Он позвонил в соседнюю бронированную дверь (дорогую). Снова — никакой реакции. В квартире никого не было. Впрочем, это было нормально — днем обитатели могли находиться на работе. Он позвонил в клеенчатую старую дверь. Тут ему повезло больше. В глубине послышались шаркающие шаги, и дребезжащий старческий голос произнес:
— Кто там?
Дежурная старушка! Что ж, это могло быть удачей. Он поднес к глазку свое удостоверение.
— Полиция!
Дверь открылась. Старушка была очень полной, с бегающими живыми глазами. Ее травленные перекисью беловатые волосы с претензией были накручены на бигуди. Она выглядела лет на 80, но держалась достаточно бодро. И с порога воинственно заявила:
— Ну наконец-то добирались до этих гадов с 8 этажа! Медленно работаете! Мы в прокуратуру писали еще в прошлом месяце!
Он объяснил, что жильцы с восьмого этажа не причем. Старушка снова оживилась:
— Тогда водопроводчик с первого этажа! Редкая сволочь! Когда вы его арестуете?
Узнав, что он не по поводу ареста водопроводчика, старушка рассердилась:
— Тогда какого черта вы тут ходите? Неужели из-за этой проститутки с четвертого этажа, которая на базаре торгует? К ней кавказцы, между прочим, толпами ходят!
— Да я по поводу ваших соседей! Из квартиры 124!
— А эти чего? К ним у меня жалоб нет! Квартира сейчас вообще пустая стоит. Сдают ее. Если что не так, кто плохой поселится, сразу напишу в прокуратуру!
— Вы знаете хозяев квартиры?
— Конечно! Эта девочка у меня на глазах выросла! Такая умничка!
Старуха ударилась в просторный монолог, из которого следовало, что хозяйка квартиры вместе с мужем выехали в Германию на ПМЖ, а квартиру сдают. Судя по словам старушки, в Москве хозяйка квартиры не появлялась уже лет пять. Сдачей квартиры занимался ее муж, именно он приезжал за деньгами.
— Кто жил последним?
— Две девочки. Студентки. Очень милые, между прочим. Учились в МГУ. Все время на занятиях пропадали, здесь даже ночевали редко.
— Это они? — он протянул ей фотографии Балиновой и Литвиненко.
— Точно, они! А что случилось-то?
— Ничего особенного. Просто одну из них родственники разыскивают. Откуда вы узнали, что они студентки?
— Да вот она сказала! — старушка указала на фотографию Литвиненко, — общительная была девочка. Очень хорошая. Всегда так любезно здоровалась. А вторая как бука была. Вечно пробегала с надутой мордой.
— Посетителей у них было много?
— Мужчины к ним не ходили, если вас это интересует! Мужчин точно не было, я следила. А девушки приходили. Подружки, наверное. С курса.
— Много девушек?
— Да прилично! Они общительные были. А подружки у них все были приличные, красивые девочки. Ничего плохого я не видела! И вели себя исключительно тихо! Никакой музыки, никаких гулек в пьяном виде! Я же говорю, серьезные девочки.
— Они говорили, откуда приехали?
— Да. С Украины. Вроде из Киева. Обе.
— Вот эта девушка говорила? — от указал на снимок Литвиненко.
— Так я только с ней и разговаривала! Вторая вечно ходила букой. И вообще, вторую я редко видела. Больше сталкивалась именно с этой, с нормальной.
— Они регистрировались?
— А я откуда знаю? Такие подробности они мне не сообщали! Знаю только, что полиция никогда ими не интересовалась. Да и зачем?
Больше ничего интересного он не вытянул. Напоследок только спросил:
— Они и сейчас здесь живут?
— Уже нет, две недели назад съехали. Наверное, нашли, что подешевле.
Две недели назад! А объявление продолжало выходить. Было ли это связано с их смертью или… Точной даты отъезда девушек старушка не помнила. Стоя снова на улице (перед подъездом) он с тоской думал, что оказался там же, где был.
29
— Говорить она сможет, но… — врач задумчиво покосилась в сторону, затем по какой-то не понятной причине тщательно изучила все трещины на потолке, — но я не стала бы полагаться на ее слова… — и тяжело вздохнула (в завершение). Врачу явно хотелось сбежать. Но в длинном коридоре больницы было пустынно, никто ее не звал, мобильник в кармане халата молчал, словно вымер, и поблизости не было никого из коллег, кто мог бы послужить спасительным сигналом для бегства (в смысле «с коллегой срочно нужно обсудить историю болезни». Махнуть ручкой — и быстро спастись!). Два собеседника врача (по виду — типичные менты. Их профессия явно сигнализировала на целый километр!) нерешительно потоптались, чувствуя себя в этой странной больнице не в своей тарелке.