Ракетчик звездной войны
Шрифт:
– Здолово-о… – выдохнул «Александр Сергеевич», впечатленно тараща глазята.
– Да уж… – проговорил Георгий.
– Товарищи! – провозгласил Луценко. – Просьба не покидать убежища! Снаружи плюс сто!
Собравшиеся походили, пообщались, полня бункер шумным многоголосьем. Говорили все сразу:
– Дорого, дорого нам эти запуски обходятся… Одного бериллия сколько! Пять тонн рениевых контактов…
– Ну, оно ж не пропадает. Выколотим и – на переплавку!
– Все равно… Энергонакопители летят, половину менять приходится…
– А что ж вы хотите! Такая конденсация энергии. Гигаватты!
– А делать стационар – еще дороже. Придется заодно и электростанцию строить мощностью с Братскую ГЭС.
– Нет, это задание на завтра и послезавтра…
Марк подергал Кузьмичева за рукав.
– Пошли, – сказал он, – подостыло уже.
Они вышли на обширную луговину. Пахло увядшей травой и хвоей.
Было непривычно без обширной тени гиперканальной станции – там, где вился гигантский параболоид, торчали только мачты, искривленные и перекрученные.
– Мачты раскаляются докрасна, – вполголоса сказал Виштальский, – а потом их корежит…
Они прошли дальше, и ботинки полковника застучали по стекловидному шлаку, покрывшему добрый гектар.
– Осторожно! – предупредил Марк. – Это только сверху снежком остудило, а внутри все полужидкое, как пюре.
От остекленевших масс тянуло жаром. Кузьмичев нагнулся и протянул ладони – печет…
Из переплавленной почвы выглядывали кольца параболоида, вернее, застывшие ручьи вскипевшего сплава. «Выколотим – и на переплавку!» – вспомнил Георгий. Да, долго придется выколачивать…
– К вечеру сюда пригонят роту солдат, – разъяснял Виштальский, – они тут все выдолбят, металл порежут и все увезут на спецзавод. А нашу станцию будут ставить уже завтра. Вон там, где флажки. Это фундаменты Д-камер… Вам не страшно? – внезапно спросил капитан.
– Отчего ж? – удивился полковник.
– Тут ведь космос поработал! – Марк обвел рукой останки Д-установки. – Одними гигаваттами такой тепловой удар не объяснишь. А мы и понятия не имеем, какие силы будим, до чего, до каких глубин достучались. Мощь-то какая!
– Да уж… – неопределенно протянул Георгий.
– Видели, каков гиперканал? Наш, наверное, от слова «кануть». Порог невозврата…
– Как-как?
– Порог невозврата! Это точка такая на траектории полета ракеты – до нее «изделие» еще можно вернуть, а после – все. Улетела, вознеслась на орбиту. Канула…
– Не расходитесь, товарищи! – тоном массовика-затейника заговорил Луценко. – Мы наметили, понима-ашь, торжественное мероприятие на шесть часов, просьба не опаздывать!
– А танцы будут? – пискнули из молодежной группки.
– Это культурно-массовое мероприятие, – сказал академик со значением. – Танцы будут!
После продолжительной официальной части, где долго и нудно говорилось о новых достижениях советской науки, о приумножении боевой и трудовой славы, о единстве партии и народа, все с облегчением убрали стулья, и актовый зал превратился в танцевальный.
Комсомольцы-добровольцы приволокли радиолу и завели музыку. Все разбились по парам.
Кузьмичев с полчаса просидел на подоконнике в кругу докторов и кандидатов, слушая перспективы развития физики времени, «начало которой положил Козырев, и физики пространства, основали которую тоже мы! Точнее, вы, Трофим Иванович! Не скромничайте!»
Георгий слушал вполуха, вполглаза посматривая на Аллу. Отметив, что девушка отвергла уже второго кавалера, он решил рискнуть и заодно выяснить, нравится ли он этой красоточке или ему это только кажется.
– Разрешите? – поклонился он Аллочке, и Аллочка ответила ему ослепительной улыбкой. Она подала Кузьмичеву руку и встала.
Как раз сменили пластинку, и по залу разошлись звуки саксофона, томные и приглушенные.
Полковник обнял девушку за талию, осторожно, но крепко прижал к себе.
Алла положила ладони на полковничьи погоны, потом подняла глаза и сплела пальцы у Георгия на шее. Две тугие прелести весьма ощутимо уперлись в рубашку-форменку.
– Какая у вас тоненькая талия… – пробормотал Кузьмичев.
– Правда?..
– Правда…
Странно Кузьмичев чувствовал себя. Весь этот суматошный день словно отдалился, перешел во вчера, а он будто стоял на последней ступеньке лестницы, сложенной из лет его жизни, и обнимал эту девушку – такую красивую, такую милую, такую доверчивую, такую… Слов нет.
Может, «полковник ракетных войск» и шел всю жизнь вот к этому «культурно-массовому мероприятию»? Ведь не зря же он с самого начала выделил Аллу в толпе девушек, а там собралось достаточно прелестниц…
Кузьмичев отбросил размышления. Рассудок так иной раз мешает жить – просто жить, испытывать усладу от касаний мягкого и теплого, гибкого и упругого…
Музыка кончилась, Алла опустила руки, перевела их Георгию на грудь, погладила пальцем орденские планки.
– Уже темнеет… – проговорила она.
– Я провожу вас?
– Это просьба? – лукаво улыбнулась «пани Миньковска». – Или утверждение?
– Убедительная просьба!
– Тогда проводите, а то мне далеко идти…
Они вышли во двор. Все пространство было залито светом фонарей и прожекторов, перед воротами прохаживался постовой. Увидев Кузьмичева, он молодцевато отдал честь и отпер калитку ворот.
Улица Ленина встретила пару темнотой, теплыми потемками летней ночи. Точнее, позднего вечера, да какая в том разница, если Аллочка берет тебя под руку и шагает рядом, путая мысли и рождая желания?