Ракетный гром
Шрифт:
— Все понятно, Максим Алексеевич...
По боевому расписанию Бородину нужно было попасть на командный пункт. Рыбалко — в техническое подразделение. Степан соскочил с мотоцикла, бегом направился в штаб в надежде застать там Громова. Дежурный по части доложил ему, что командир поднял по тревоге только первый взвод, штаб и роту обеспечения, и тут же вручил конверт с надписью: «Вскрыть немедленно». Бородин разорвал конверт: «Командир части выбыл из строя. Действуйте». И подпись: «Подполковник Громов», дата и часы.
— Машина у подъезда. — сказал дежурный, — ожидает вас, товарищ подполковник.
Резвый
— Замполит вышел из строя, мне приказано выполнять его обязанности. Какие будут указания?
«Во как закрутил Серега», — подумал Бородин и сказал:
— Пошли.
На командном пункте были все в сборе. Специалисты по информации и управлению находились на местах, готовые к выполнению своих обязанностей. Бородин заметил и Громова. Он сидел за столиком, перелистывая какой-то журнал. «Выбывший из строя просвещается», — подумал Бородин и взглянул на часы: в тишине, которая царила в помещении, громко слышалось тиканье часов, минутная стрелка подкрадывалась к красной черте, к той черте, которая являлась границей отведенного времени для выхода пусковой установки на позиции — на рубеж сбора и готовности принять любую команду. План учебной тревоги лежал на командирском столе. Бородин одним взглядом охватил все его пункты.
— Позывные! — потребовал Бородин, все еще тревожась за успех поднятого по тревоге взвода. Он вошел в сеть, дохнул в микрофон: — «Ураган», я «Первый», доложите готовность...
— «Первый», я «Ураган». — Это был голос сержанта Добрыйдень, немного взволнованный, но твердый.
Взвод приближался к месту сбора. По времени это было почти «отлично». «Давай, давай. Вася, старайся, не подведи своего командира», — очень хотелось Бородину, чтобы все было хорошо. Он даже представил этого рыжеголового сержанта с конопушками на лице, вообразил, как он сидит в кабине, вообразил весь комплекс РПУ-2, вообразил четко, со всеми деталями и узлами... Только никак не мог представить Цыганка за рычагами управления, не мог потому, что ефрейтор впервые ведет машину по боевой тревоге. Если бы сейчас за рычагами сидел не Цыганок, а Волошин, Бородин так не волновался бы — этот опытный механик-водитель.
В репродукторе глухо щелкнуло. Бородин вздрогнул.
— «Первый», я «Ураган», докладываю: достигли рубежа сбора.
Громов захлопнул журнал, устремил взгляд на часы: минутную стрелку от красной черты отделяли два белых квадратика — отличное время! От радости Громов даже вскрикнул:
— Здорово!
— Выбывших из строя прошу соблюдать тишину. — заметил Бородин, досадуя на то, что не успел как следует поговорить с Еленой. Он подождал еще несколько минут и подал новую команду:
— «Ураган», я «Первый», занять рубеж пуска!
Громов знал: взвод поднят по тревоге без командира. Собственно, он и хотел проверить: способны ли солдаты при такой ситуации действовать самостоятельно, принимать и выполнять команды. «Не всегда ведь батька в доме, батька ездит на базар», — рассуждал он, посматривая на Бородина. Тот, словно читая его мысли, продолжал усложнять обстановку: план тревоги был исчерпан, и Громов ждал, что Бородин сейчас произнесет команду «пуск», ибо вычислители выдали соответствующие данные для поражения цели, и Степан уже отсчитывал время, необходимое для подготовки ракетной установки к последней операции. Громов подошел к Бородину, сказал:
— Отбой!
Степан, взглянув на командира; понял, что он теперь уже «не вышедший из строя», а тот самый человек в части, распоряжение которого — закон и для него, и для всех — и поднятых по тревоге, и тех, кто остался в городке.
— Отбой! — повторил Бородин и выключил пульт управления.
Громов сказал:
— Теперь пойдем посмотрим, как они там, узловцы-то. Все ли у них в порядке...
— Сомневаешься?
— Взглянуть охота. Хорошее время показали... Пошли, комиссар.
Фильм только начался, как открылась дверь. В зале раздались голоса:
— Свет! Свет! Дверь закройте!
Незнакомый Узлову парень поискал кого-то, пригнулся, подбежал к нему.
— Девятый ряд, первое место? — тронул он за плечо Узлова. — Вас срочно к телефону, в кабинет директора.
В кабинете никого не было, снятая трубка лежала на середине стола.
— Я слушаю! — крикнул Узлов.
— Дима, это я, Шахов. Для тебя «молния», слышишь — «молния»!
— Понял!
Узлов выскочил на улицу. Кто-то спросил:
— Как фильм, хороший?
— «Молния»! — машинально бросил Дмитрий и, увидев единственное такси, стоявшее на противоположной стороне улицы, подбежал к машине. — Военный городок! — сказал он, садясь рядом с водителем.
— Не возим туда.
— Почему?
— Спроси орудовцев, там «кирпич» висит...
— Я плачу штраф, срочно надо. — Узлов полез в кошелек, показал деньги.
— Чудак, — усмехнулся водитель. — У меня права отберут.
— Надо, понимаешь, надо! Срочно! Вы были когда-нибудь в армии, поднимали вас по тревоге...
— A-а, черт его знает, когда эти тревоги кончатся. — со злостью ругнулся шофер. Он так рванул с места, что Узлову показалось: машина прыгнула скачком, как гончая собака. — Все заседают, заседают в этой ООН, а мира на земле нет, одни тревоги, — сокрушался водитель. — Мир только на заборах да на плакатах... Когда это все кончится! Я сам состою в местной команде гражданской обороны. Тоже тревожился. Ведь он, проклятый, то в одном, то в другом месте появляется с факелом и поджигает и поджигает... А дипломаты тянут резину: кто, да что, да почему, доказательства всякие разбирают. Люди гибнут, бомбы падают, горят села. Это им не доказательства! — Таксист резко затормозил.
Узлов подал деньги. Водитель заскрипел зубами:
— Ты за кого меня принимаешь?! Не возьму! Вылезай быстрее, а то еще швырнут, они только и ждут нашего зевка. Беги, лейтенант, действуй...
Солнце скрылось за лесом. Но было еще светло, и Узлов издали заметил ракетную установку, подготовленную для пуска. В стороне от нее, возле холмика, под которым находится убежище для расчета, в окружении солдат стояли Громов, Бородин и Савчук. Узлов замедлил шаг. Когда мчался на такси, он еще надеялся не опоздать, поспеть хотя бы к выезду из парка, теперь понял: тревога окончена, идет разбор, командир дает оценку. «Молния» Шахова не выручила. «Приготовься, Дмитрий, к снятию стружки».