Рама для картины
Шрифт:
Руины были живописны, «картиногеничны», если есть такое слово. Мы ехали, почти нигде не останавливаясь. Всю дорогу она говорила о своем покойном муже Арчи, который очень о ней заботился. Она говорила:
— Я тоже заботилась, потому как медсестра. Частная, конечно. Сначала ухаживала за его первой женой, у бедняжки был рак. А потом осталась, чтобы присмотреть за ним, и он попросил, меня остаться насовсем. Да, миленький, осталась. Он был много старше меня. Прошло больше десяти
Она с любовью взглянула на опал.
— Когда он ушел, оставив состояние, я подумала, что будет очень жаль, если не получу от этого никакой радости. И стала продолжать ту же жизнь, что мы вели с ним вместе. Ходила на аукционные продажи в большие дома. Там можно отхватить такие прелестные вещицы! Иногда очень дешево. И, конечно, интересно знать, что они принадлежали кому-то очень известному, даже знаменитому. — Мейзи резко переключила скорость и лихо обошла невзрачный фургончик. — И вот теперь все сгорело. И, знаете, миленький, это просто сводит меня с ума.
— Вам пришлось пережить ужасное.
— Да, голубчик.
Ударила по тормозам. Машина рывком остановилась. Судя по роскоши небольших флигелей по обе стороны сгоревшего особняка, ей принадлежала отнюдь не трущоба. Но осталась — расползшаяся черная куча с выщербленными обломками наружных стен, отдаленно напоминавшими прежние формы. Да толстая кирпичная труба, как она и говорила, взметнувшаяся к небесам. В голове промелькнуло: только очаг смог устоять перед пламенем пожара.
— Вот и приехали, — сказала Мейзи. — Как вам это нравится?
— Очень горячий был пожар.
— Ну, конечно, миленький! Такая куча дерева! Большинство старых домов на побережье построены из дерева.
Не вылезая из ее светло-голубой машины, почувствовал запах гари.
— Когда это произошло?
— В воскресенье.
Какое-то время молча глядели на пожарище. Из-за трубы медленно вышел человек. Осторожно ступал, время от времени наклоняясь и что-то подбирая в золе.
Мейзи обладала большой устойчивостью, но чуть не свалилась с сиденья.
— Эй! — крикнула она, выпрыгивая из машины. — Что вы тут делаете?
Человек выпрямился, явно обескураженный. Ему было лет сорок, по-моему. Плащ, новая шляпа, лицо украшали спускавшиеся вниз усы.
Вежливо приподнял шляпу.
— Страховая компания, мадам.
— Я думала, вы подъедете в понедельник.
— Оказался в этом районе и решил, что лучше не откладывать. Вы согласны?
— Наверное, так, — сказала Мейзи. — Надеюсь, не будете водить меня за нос с выплатой страховки? Конечно, никто не вернет мне мои ценности. Я бы предпочла их любой сумме. У меня все равно денег много.
Его явно шокировала эта манера разговора.
— Да. Понимаю.
— Выяснили, отчего возник пожар? — требовательно спросила Мейзи.
— Нет, мадам.
— Хоть что-то
— Нет, мадам.
— Когда я могу приступить к расчистке?
— Когда будет угодно, мадам.
Он осторожно шагнул в сторону, тщательно выбирая, куда поставить ногу. У него были сероватые глаза, развитый подбородок, и он производил впечатление умного человека.
— Как вас зовут? — спросила Мейзи.
— Гриин, мадам, — ответил он и, немного помолчав, добавил: — Через два «и».
— Прекрасно, мистер Гриин черед два «и», — добродушно сказала Мейзи, — мне бы хотелось получить бумаги.
Он слегка наклонил голову.
— Как только напишу отчет.
Мейзи сказала «хорошо», и Гриин, вновь подняв шляпу и пожелав ей всего доброго, направился к белому «форду», стоявшему неподалеку.
— Ну, тогда все в порядке, — удовлетворенно сказала Мейзи, глядя, как он удаляется. — Сколько будет стоить картина?
— Две сотни плюс расходы за двое суток проживания в местной гостинице.
— Ну, это круто. Одна сотня и двое суток… Мне должно понравиться то, что получится, а то не заплачу.
— Не понравится — не заплатим?
Добродушные красные губы расплылись в улыбке:
— Именно так, миленький.
Мы остановились на ста пятидесяти, если ей понравится. Или пятидесяти, если — нет. Должен начать работу в понедельник. Впрочем, может помешать дождь.
4
Понедельник выдался ветреным, но ясным, с остатками летнего тепла. До Уорсинга я добрался на поезде, а до дома — на такси. К удивлению соседей, установил мольберт приблизительно там, где раньше были ворота — их не сняли с петель и не унесли пожарные. Они лежали на лужайке; на одной створке красовалась аккуратная трогательная табличка: «Островок сокровищ».
Бедный Арчи, бедная Мейзи.
Я покрыл поверхность холста спокойной грунтовкой кофейного цвета. Пока все было сырым, наметил краской того же цвета, но более темного оттенка очертания разрушенного дома на фоне горизонтальных линий изгороди, гальки, моря и неба. На этой стадии, работы легко стереть ошибки композиции, сделать все заново. Выправить пропорции и перспективу. Уравновесить композицию.
Закончив часть работы, оставил ее сохнуть, а сам прошелся по саду, разглядывая останки дома с разных сторон. Море блестело под солнцем. Местами темно-серыми пятнами лежали тени от островерхих тучек. На каждой волне было по барашку. Наступил отлив, обнаживший мокрое пространство ребристого песка.
Я повернул назад — продолжать работу. Тут увидел, как из просторного микроавтобуса появились двое мужчин, проявлявших несомненный интерес к тому, что было когда-то домом.
Подошел к мольберту, рядом с которым они стояли, разглядывая начатую картину.