Рамона хулиганка
Шрифт:
Позже Бизус устроилась в кресле с книжкой, а Рамона вытащила свои карандаши и бумагу.
– Бизус, там темно читать, - сказала миссис Квимби. И добавила, как всегда: - У тебя ведь всего одна пара глаз, знаешь ли.
Рамоне представилась возможность продемонстрировать свои новые школьные познания.
– Почему бы тебе не включить зариру?
– спросила она, гордясь тем, что знает новое слово.
Бизус подняла глаза от книжки.
– Что ты имеешь в виду?
– спросила она Рамону.
– Какую такую зариру?
– Глупая, - насмешливо сказала Рамона.
– Каждый знает, что такое зарира.
– Я не знаю, - сказал мистер Квимби, читавший вечернюю газету. Что такое зарира?
– Лампа, - ответила Рамона.
– Она светит. Мы поем о ней каждое утро в школе.
Над комнатой повисло недоуменное молчание. Вдруг Бизус разразилась смехом.
– Она... она имеет в виду...
– она захлебнулась от смеха. "Звездно-полосатое з-знамя"!
– Ее смех перешел в хихиканье: - Она имеет в виду _"зари ранней свет"_.
Бизус произнесла каждое слово преувеличенно четко, а затем снова начала смеяться.
Рамона посмотрела на маму и папу, которые сидели, сжав губы, со смеющимися глазами, - с лицами, какие бывают у взрослых, когда они стараются не рассмеяться. Бизус была права, а она - нет. Она оказалась всего лишь девочкой, которая ходила в школу и все понимала неправильно, и все над ней смеялись. Она была глупой младшей сестрой. Глупой, тупой маленькой девочкой, которая всегда и все делает неправильно.
Это было последней каплей. Больше Рамона не могла вынести. Она свирепо взглянула на Бизус, нарисовала в воздухе большой крест и закричала: "Вычеркнуть Бизус!" Затем бросила карандаши на пол, затопала ногами, разрыдалась и бросилась в комнату, которую делила с сестрой.
– Рамона Квимби!
– строго сказал папа, и Рамона почувствовала, что сейчас он велит ей подобрать карандаши. Ну и пусть. Папа может велеть все, что ему захочется. Она не собирается подбирать карандаши. Никто не сможет заставить ее подобрать карандаши. Никто. Ни папа, ни мама. Даже директор школы. Даже Бог.
– Ну перестаньте, - услышала Рамона мамин голос.
– Бедная малышка. Она расстроена. У нее был тяжелый день.
Сочувствие только усугубило ситуацию.
– Я _не_ расстроена!
– завопила Рамона. От этого она почувствовала себя настолько лучше, что завопила снова.
– Я _не_ расстроена, я не _малышка_, и все _гадкие_, потому что смеются надо мной!
Она бросилась на кровать и заколотила пятками по покрывалу. Но колотить пятками по постели было недостаточно ужасно. Совсем недостаточно.
Рамона хотела быть плохой, по-настоящему плохой, поэтому она развернулась и застучала пятками по стене. Бум! Бум! Бум! Этот шум должен был вывести из себя каждого. "Гадкие, гадкие, гадкие!" - вопила она в такт барабанящим по стене пяткам. Она хотела заставить всю свою семью почувствовать такую же ярость, что и она. "Гадкие, гадкие, гадкие!" Она была рада, что от ее башмаков на обоях остаются следы. Рада! Рада! Рада!
– Мама, Рамона лягает стенку!
– закричала ябеда Бизус, как будто бы мама не знала, что Рамона делает.
– Это ведь и моя стенка тоже!
Рамоне было все равно, что Бизус ябедничает. Ей даже хотелось, чтобы она ябедничала. Рамона хотела, чтобы весь мир знал, что она такая плохая, что лягает стенку и пачкает башмаками обои.
– Рамона, если ты собираешься продолжать, лучше сними туфли.
Голос миссис Квимби, донесшийся из гостиной, был усталым, но спокойным.
Рамона забарабанила сильнее, чтобы показать всем, какая она плохая. Она ужасная, противная девчонка! Ей _нравится_ быть такой плохой, ужасной, чудовищной, противной девчонкой! Она ударила в стенку двумя пятками вместе. Бах! Бах! Бах! Она нисколечко не жалела о том, что делала. Она _никогда_ не пожалеет. Никогда! Никогда! Никогда!
– Рамона!
– в голосе мистера Квимби слышалось предостережение. Ты хочешь, чтобы я пришел?
Рамона остановилась и задумалась. Хотела ли она, чтобы папа пришел? Нет, не хотела. Ни папа, ни мама, никто не может понять, как тяжело быть маленькой сестрой. Она еще несколько раз стукнула пятками, чтобы доказать, что ее дух не сломлен. Затем она улеглась на кровать и пыталась осмыслить свою дикую яростную думу, пока не пришла мама и молча не помогла ей раздеться и залезть в постель. Когда потушили свет, Рамона почувствовала себя такой слабой и усталой, что моментально заснула. Ей ведь было незачем стараться не засыпать, потому что все равно Зубная Фея не собиралась приходить к ней этой ночью.
На следующее утро миссис Квимби зашла в комнату девочек и, нагнувшись над Рамоной, спросила:
– Какое платье ты хочешь надеть сегодня в школу?
Пустое место во рту и следы башмаков на стене над ее кроватью напомнили Рамоне обо всем, что случилось накануне.
– Я не иду в школу, - ответила она и потянулась за своей домашней одеждой, пока Бизус надевала чистое школьное платье.
Ужасный день начался. За завтраком все молчали. Хови, выздоровевший после простуды, остановился подождать Рамону по пути в школу, а потом пошел дальше без нее. Рамона молча смотрела, как все соседские дети идут в школу. Когда улица опустела, она включила телевизор.
Мама выключила его со словами: "Маленькие девочки, которые не ходят в школу, не могут смотреть телевизор".
Рамона чувствовала, что мама ее не понимает. Она хотела ходить в школу. Она хотела пойти в школу больше всего на свете, но она не могла туда идти, раз учительница ее не любит. Рамона вытащила бумагу и карандаши, которые кто-то убрал за нее, и расположилась рисовать. Она нарисовала в ряд белку, ворону и ботинок, а затем красным карандашом вычеркнула ворону, потому что она не начиналась на ту же букву, что белка и ботинок. После этого она исписала целый лист бумаги буквами К в стиле Рамоны: с головкой, в шляпе и в башмаках.