Рандеву с незнакомкой
Шрифт:
Косматому была нужна жертва. Причем такая, которую бы он уничтожил показательно. Для него потеря даже столь крупной суммы была незначительна. Но удар по самолюбию он простить не смог.
Жертвой назначили меня. И рассказал мне об этом Генка.
Он приперся ко мне домой в четыре утра и настырно барабанил в дверь, пока я не открыл. Мы были плохо знакомы. Несколько раз пересекались на каких-то мероприятиях, сидели за одним столом – но не более. Я знал, что он журналист, неплохо зарабатывающий в столичных «желтых» изданиях благодаря своим информаторам в милицейской среде.
Почему
– У тебя есть час на сборы, – с порога объявил Генки. – Косматый в бешенстве. Сказал, что это ты накосячил с фестивалем и тебя надо наказать. Причем жестоко. Бери деньги, паспорт, вещи – и мотай из города. Поезда и самолеты для тебя дохлый номер. Отследят. Поэтому автостопом до какой-нибудь дыры – и отсиживайся там. Год, два, три – сколько потребуется. Зато жить останешься.
Он развернулся и ушел.
В следующий раз мы увиделись только через семь лет. Я вернулся в город, уже давно очищенный от Косматого и его группировки. К власти пришли новые бандиты, которым не было дела до несостоявшегося пивного фестиваля.
Я вернулся в город с тем же названием, но мне показалось, что я приехал в совершенно незнакомое место.
Мы столкнулись с Генки в супермаркете. Он меня, естественно, не узнал.
Мы встретились глазами, и я увидел в его взгляде ужас.
Так я начинаю умирать.
У меня есть время до вечера – целая вечность! В голову почему-то лезет старый анекдот: «А если у меня парашют не раскроется – сколько я буду лететь до земли?» – «Всю оставшуюся жизнь».
У меня есть вся оставшаяся жизнь.
Я иду в парк. Удивительно: здесь с утра уже попадаются влюбленные парочки. Или это полуночники, задержавшиеся со вчерашнего дня?
Я всегда любила приходить сюда одна. Посидеть, подумать, взвесить все «за» и «против». Почему-то именно тут в голову приходили самые свежие идеи.
Но не сегодня.
Сегодня я просто бесцельно бреду по аллее, впитывая в себя каждое мгновение. Вот эту карусель я помню еще девчонкой. Когда ее поставили, мне было всего три года, а пускали на нее минимум десятилетних. Я ревела в три ручья, а моя мама, снисходительно усмехаясь, говорила, что семь лет – такой небольшой срок.
Он мне тоже казался вечностью. Как и сейчас – те несколько часов, что мне осталось жить.
Умирать жутко не хочется. Но еще больше не хочется умирать мучительно. Выбор у меня невелик.
– Сколько мне осталось жить? – Я знаю, что врачи не имеют право отвечать на этот вопрос. Но Карим Мухаммедович – старый друг отца. Я выросла на его глазах. Он не имеет право мне не ответить.
– Год. Может, два. Ты не спеши себя хоронить: иногда с таким диагнозом можно долго протянуть.
Он отводит глаза, и я понимаю: врет. Это ложь во спасение. Но я слишком хорошо знаю этого человека.
Если он говорит «год», то надо уменьшать этот срок минимум в два раза.
Шесть месяцев. Сто восемьдесят дней.
Восемьдесят из них уже растворились в моем прошлом. Осталось сто.
Возле лавочки меня
Ничего… Сейчас меня отпустит… Сейчас…
Не отпустило. Я прихожу в себя от того, что меня кто-то трясет за плечи.
– Девушка, девушка! Очнитесь! «Скорую», кто-нибудь!
Вот только неотложки мне не хватало! И без того я потеряла несколько минут, пока валялась в отключке.
– Все в порядке, спасибо… Это бывает…
Я убегаю из парка, ловя на себе недоуменные взгляды мужчины, пытавшегося мне помочь.
Но помочь мне уже невозможно.
У меня есть время до вечера – целая вечность!
И половина вчерашней зарплаты в кармане. Просто состояние, учитывая оставшуюся жизнь.
Можно, конечно, пошиковать и позавтракать в самом дорогом ресторане города. Денег хватит.
Но я еду на окраину, в забегаловку с космическим названием «Антарес». Мама родная! В чью голову пришла идея обозвать эту тошниловку именем самой крупной звезды в созвездии Скорпиона? Впрочем, неважно. Именно здесь мы вчера сидели с Генки. А сегодня я хочу посидеть здесь один. За тем же столиком возле окна.
Официантка с заметным раздражением швыряет мне на стол меню. Выбор здесь небогатый: яичница, пельмени и макароны с тушенкой. Вчера мы ели яичницу. Значит, и сегодня я позавтракаю ей же.
Перед моим мысленным взором возникает образ Генки. Я помню его совсем другим: собранным, подтянутым, с постоянным дерзким огнем в глазах. А вчера его взгляд был пуст, как выжженная поляна.
– Вот я и допрыгался, Кореец, – назвал он меня старой кличкой. – Знаешь, говорят, что история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, а второй – в виде фарса. Когда-то в бега пришлось удариться тебе. Теперь – мне. Помнишь Косматого?
Я кивнул.
– Мир праху его, – покривился Генки. – Хоть и отморозок был редкий, а все-таки про покойников плохо говорить нельзя. Теперь вместо него всем заправляет Выхухоль. А это, Кореец, редкая сволочь.
Генка щелнул пальцами, подзывая официантку. Нам принесли коньяк по заоблачной стоимости и с совершенно отвратительным вкусом. Но Генки пил не морщась. Спиртное его не брало.
Мы просидели часов до двух ночи. И Генки, приняв на грудь, рассказывал и рассказывал…
Он совершил такую глупую, но в то же время такую распространенную ошибку… Встретил дочку своего старого знакомого. За несколько лет из неуклюжего подростка та превратилась в сногсшибательную красавицу.
Роман вспыхнул с разгулом лесного пожара… И не было логики, не было интуиции, не было тревоги. Девушка оказалась любовницей Выхухоли. Правда, она и не подозревала о том, чем занимается ее «покровитель». Все так просто: девчонка решила вскружить голову не одному поклоннику. Ей все казалось таким несерьезным…
А правда рано или поздно всплывает.
Выхухоли донесли, что «его телка шашни водит с каким-то косоглазым, точно тебе говорю!». И тот поднял на уши всех своих цепных псов – от собственной «пехоты» до купленной милиции.