Рандом

Булгакова Ирина Е.

– Сам ты юродивый, - обиделась за Колюню Влада.

Наш новый знакомый нахмурился, но ничего не возразил.

– Поехали? – Влада посмотрела на меня вопросительно.

– Ты все дела закончила? Помощь не нужна?

– Закончила. Не нужна.

– Ладно, поехали. А ты какой крест на себя взвалил? – поинтересовался я напоследок.

– Так, я ж в гости вас и приглашаю. Поехали, покажу.

– Забавно. И назови мне хоть одну причину, по которой меня должно это заинтересовать.

И тогда новый знакомец сказал ту самую фразу, на которую я повелся.

– Да потому, что только я могу ответить на вопрос:

что здесь происходит.

Мы ехали недолго. По западному скоростному диаметру, мимо грандиозного сооружения – нового стадиона, монстра, напоминающего лежащего на спине краба, перебирающего тонкими стойками выдвинутых вверх прожекторов. Мы неслись по мосту, раскинувшему горбатую спину над водной серостью залива. Вдалеке от берега маячила белая махина шестиэтажного теплохода, наверняка под завязку заполненного трупами. Моего воображения не хватало, чтобы представить себе тех немногих из самых живучих, существующих среди гор мертвецов.

Вслед за провожатым мы свернули на мост, ведущий к новому жилищному комплексу. По мере движения вспыхивали и гасли окна в домах. Под нами медленно шевелилась водная гладь. Не знаю, что забыло солнце в перекатывающихся волнах залива – вода блестела, упираясь дорожкой в горизонт. Без всякой мысли я вкатился через арку в цитадель огромного комплекса. Как у всех новоделов, у него тоже имелось романтичное название. Раньше было проще и центр города остался в памяти по именам бывших владельцев – доходный дом Лидвалей, Горбова, Корелина и так далее. Последним застройщикам приходилось пускать в ход фантазию, пришпоривать, так сказать, Пегаса по самое не балуй. Вот так и росли из земли цитрусово-мандариновые, царственные гиганты. Перед смертью город разросся и я сильно сомневаюсь, что на ближайшие пятьдесят лет хватило бы приличных названий. А с последним курсом, направленным на обматеризацию всего, что двигалось и нет, недалек был тот день, как к романтике добавилось бы матюговое окончание. И от какого-нибудь жизнеутверждающего «Живи в Приморском», осталось бы просто «Живи, бля».

По крайней мере, у меня возникало желание переименовать железобетонное жилище, когда я въезжал под каменные своды, заслонившие солнце.

Каюсь. При первом взгляде на идиллию, зажатую в цитадели, со всех сторон окруженную стенами, я онемел. Мое под-сознание вдруг одержало верх над сознанием — мне реально показалось, что я вернулся в прошлое. Во дворе кипела жизнь. На детской площадке резвилась ребятня. Я уже забыл, как выглядят девчонки и мальчишки, а также их родители — но! Тепло, по погоде одетые, блин! Мелькали разноцветные куртки-шапки, на лавочках сидели мамаши, у автомобилей, очищенных от снега, копошились отцы.

– Приветствую, Васильич, - произнес наш новый знакомый, обращаясь к возникшему на крыльце седовласому мужчине. Тот не ответил. Промахнувшись мимо нас с Владой, он скользил рассеянным взглядом по двору.

– Герман, как?
– удалось выдохнуть Владе.
– Разве так можно?

– Я говорил уже, милая леди. У каждого свой крест. Кто-то закапывает трупы — и мечтает только о том, чтобы всем место нашлось в общей могиле, а кто-то всеми силами поддерживает жизнь.

– Ты называешь это жизнью?
– криво усмехнулся я.

– А ты? Назовешь это смертью? Даже сломанные игрушки получают вторую жизнь, а что уж говорить о людях.

– Игрушки. Это понятно. Не наигрался еще.

– Называй как хочешь, -

Герман покачал головой.
– Я не могу дать им реальную жизнь, но смерть я им дать также не готов. Бросить, уйти? И через месяц собрать как урожай трупы? Я не готов с этим грузом жить...

– О себе заботишься, значит.

– В конечном итоге, может, ты и прав. Были б силы, я бы обо всех позаботился.

– Короче, готов потратить на это всю жизнь? Свою реальную жизнь?

– А ты? - он повысил голос.
– На что готов ее потратить? Возродить человечество? Какие высокие цели, и все для того, чтобы оправдать бездействие! Просто есть, просто пить, просто трахаться...

– Слышь, - начал я, но седовласый шизик, все еще стоящий на крыльце, меня перебил.

– Утро доброе, Герман, - он в двухсотый раз созрел для ответа.
– Погодка стоит прям летняя... Я тоже так считаю... На дачу, а то как же?

Его слова как катализатор, внесли диссонанс в отлаженный механизм подобия прежней жизни. Из него стали вываливаться детали, скрипеть шестеренки, сбоить система зажигания. «Петя, осторожней, не ударься», - выговаривала молодая мамаша пустой горке, молодой мужчина открывал и закрывал капот черной Тайоты, разговаривая с кем-то невидимым, чей-то юный отпрыск производил манипуляции руками и ногами — и я уже не рискнул предположить, что там складывалось в его мозгу из велосипедно-самокатного передвижения.

Открылась дверь, вытолкнула на крыльцо очередного жителя игрушечного домика — босого, раздетого пацана. И тут же Герман сорвался со своего места.

– Вовка, ёлы-ж-палы, опять...

Наш новый знакомый подскочил к ребенку, откуда-то из загашника в подъезде выудил сапоги, куртку, шапку. Мальчишка не сопротивлялся, стоял спокойно, давая надеть на себя теплые вещи. Тупо, как манекен, он вставлял руки-ноги в рукава-штаны и все время повторял: «Мам, ну, мам».

Влада отвернулась. Опустив голову, она стояла, ковыряя носком снег. Мне грустно стало за Германа. Он напоминал мне человека, пытающегося запустить бумажную модель самолета. Пыхтел, ругался. Раскручивая картонный винт, старался не замечать, как порвались и бьются на ветру бумажные крылья.

– Пойдем, а?
– попросила меня Влада, ее белые пальцы давно теребили мой рукав.

– Это все, что ты собирался нам показать?
– мне пришлось крикнуть, так как Герман отошел. Он неслышно ругался, нахлобучивая свалившуюся шапку на очередного игрушечного человечка. Наш знакомый вздрогнул, только сейчас вспомнив о нашем присутствии.

– Нет, что ты, - донеслось до меня.
– Идите за мной.

– Макс, - нахмурилась Влада, - ты же не думаешь, что у него есть что сказать?

– Доведем до конца, раз уж мы здесь. И закроем тему.

– Каждый сходит с ума по-своему. Но он не киллер, я думаю. Просто больной чел.

– Можешь остаться здесь. Я тебе все расскажу.

– Вот уж нет. Это у меня сегодня день рождения! И я готова принимать подарки!

Она решительно меня обошла и двинулась вперед, за Германом. На этот раз у нее получилась поистине царская походка — долго ли, на расчищенном от снега асфальте? Глядя на то, как она виляет бедрами в обтянутых джинсах, мое гнусное настроение стало улучшаться.

Проводник не оглянулся ни разу. Шел себе, ссутулившись, вдоль дома, по направлению к арке, ведущей к набережной, нимало не заботясь о том, идем ли мы следом.