Раненые
Шрифт:
Он знает, что мне нужно услышать.
— Я люблю тебя, Рания.
Он внутри меня. Я могла бы взорваться, разойтись по швам, потому что он безостаточно заполнил меня. Теперь Хантер не двигается, его руки сжимают мою талию, голубые глаза расширяются, нежные, любящие, застывшие на мне в своем «смотрю тебе прямо в душу» стиле. Он погружен в меня не полностью. Я тяжело сглатываю и наклоняюсь к Хантеру, запутываясь пальцами в его волосах и прижимаясь губами к горлу.
Я дрожу, как лист на ветру.
Двигаю бедрами, поднимаясь.
Когда он почти выскальзывает из меня, я глубоко вдыхаю, и боль в легких говорит мне о том, что я задерживала дыхание. Я опускаюсь еще ниже, вбирая его глубже, полностью, выдыхая, когда он пронзает меня.
— Боже, — говорит Хантер, но это слово растягивается на множество слогов до тех пор, пока у него, как и у меня, не перехватывает дыхание.
— Прошу, коснись меня, — шепчу я. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Твой голос... я хочу слышать твой голос, пока мы занимаемся любовью.
Его ладони поднимаются и ласкают мою грудь, приподнимая и обхватывая ее.
— Так хорошо, Рания. Быть внутри тебя... это как чертовы небеса, детка.
Я снова двигаюсь, высоко поднимая бедра так, чтобы во мне оставалась лишь мягкая широкая головка, а потом останавливаюсь и жду, пока Хантер заговорит, потому что я слышу, как он дышит, как сквозь его голосовые связки проходил воздух. Я плотно закрываю глаза, и остальные чувства обостряются, натягиваясь, как струны на ситар12. Я могу почувствовать запах Хантера: пот, слабый одеколон, мыло, дезодорант... и я, мой запах, смешанный с его. Тело Хантера подо мной наполняет мои тактильные ощущения. Я не чувствую ничего, кроме Хантера, его рук на мне, его ног, словно покрытых кожей камней, его мужества во мне, его дыхания на моей щеке, пока он говорит.
— Мне так это нравится. Я люблю твою кожу. — Он немного двигается, его бедра мягко приподнимаются и опускаются. Это легкое движение посылает в меня заряды восторга, и я позволяю себе опуститься на него так, что мои бедра сталкиваются с его, загоняя его мужество глубоко в себя. — Я люблю твои глаза. Люблю твое дыхание на своих губах.
И я снова двигаюсь. Скольжу вверх по его длине и снова вниз не только бедрами, но и всем телом, мягким, на фоне его твердости. Хантер двигается вместе со мной, только один сладкий медленный толчок, и он ощущается так хорошо, что мне приходится вонзить ногти в его плечи и застонать.
— Двигайся со мной, Хантер.
Он рычит:
— Черт, спасибо. Держать себя в руках - сложнейшая из задач.
Он проводит ногтями по моей спине, и я содрогаюсь, извиваясь над ним и вбирая его глубже. Когда он во мне, внутри происходит маленький взрыв трепета, а теперь...
Что-то надламывается внутри меня, когда Хантер начинает медленно двигаться во мне. Больше нет страха, беспокойства, воспоминаний. Ничего, кроме Хантера и немыслимых ощущений.
— Ох, Боже, так хорошо, так чертовски хорошо, — голос Хантера раздается низким рычанием в моих ушах, из-за чего я двигаюсь быстрее.
Мне так нравится доставлять ему удовольствие. Я хочу большего.
Целую его с голодом и необходимостью. Он двигается еще быстрее, я подстраиваюсь под него. Не могу не двигаться синхронно. Его мужество скользит с меня, наполняет, растягивает, и я подхожу к освобождению.
Он не просто заполняет мое тело, мою женственность. Он заполняет меня саму. Сердце, душу. Хантер заполняет ужасную пустоту, которая росла во мне всю мою жизнь. И когда он вошел в меня, я кое-что узнала. Просто потребовалось много времени, чтобы понять это странное чувство, которое течет в жилах вместо крови.
Счастье.
Чувствую, как по щекам катятся слезы, и позволяю себе заплакать. Не прекращаю двигаться, контролируя ритм, распадаясь на кусочки над Хантером, моей любовью, моим мужем, моим всем. Я двигаюсь, как сумасшедшая, как одержимая. Скольжу вверх до тех пор, пока он почти выходит из меня, а потом снова глубоко вбираю его в себя.
Наши тела сталкиваются в идеальной симфонии, мои крики удовольствия становятся все громче, неистовей и отчаянней. Хантер присоединяется ко мне, и мне нравится, как его голос становится выше от удовольствия, экстаза, и причина этому - я. Моя любовь.
— Я люблю тебя, Хантер. Прошу, не останавливайся. Никогда.
— Никогда. Обещаю. Я буду любить тебя вечность. Я буду заниматься с тобой любовью, пока не исчезнем ты и я, и останемся только мы. Вот так. Навсегда.
— Да, пожалуйста! Я хочу этого навсегда. Только нас. Я люблю это. Люблю, — говорю в ритме единения наших тел, их скольжения, словно в ритме песни, и мои мысли - бессвязная поэзия, мои слова - смесь арабского и английского. Я могу лишь кричать, двигаться и целовать его там, где могу достать. Хвататься за него и царапать.
Во мне расцветает тепло, усиливаясь теплом тела Хантера. Этот жар разрывается и растекается по всему моему бьющемуся в конвульсиях телу. Я сжимаюсь, беспомощно крича. Оргазм, до которого он довел меня в прошлом, казался землетрясением; он был сильнее, чем я могла себе представить. Но это... по силе это на несколько ступеней выше того удовольствия. Я кончаю и кончаю, и Хантер все еще отчаянно двигается во мне. Я могу лишь цепляться за него, когда он яростно и совсем не нежно врезается в меня. Я бы не хотела, чтобы он останавливался, что-то менял или был нежным.
— Да, Хантер! — Я упираюсь руками в его грудь и двигаю бедрами навстречу его. Хантер так глубоко входит в меня, что я думаю, будто глубже уже нельзя, но потом он приподнимает меня и мягко наклоняет. Я поднимаю ноги, и он снова толкается бедрами, заполняя меня еще больше. Я опять кончаю, краем сознания отмечая одну мысль. Одно из его высказываний, сказанных по отношению к оргазму, идеальное и правильное для описания опыта оргазма с любимым человеком. Ты не просто находишь физическое освобождение, ты возвышаешься в новое царство, познаешь небеса, становишься своим любимым.