Раненые
Шрифт:
Знаю, что мне нужно делать. Я не совсем готова, но этот способ - лучший. Я начинаю расстегивать штаны.
— Нет, не так. Хочу, чтобы все было особенным. Просто... перестань касаться меня на минутку, и я... я буду в порядке.
— Ты не хочешь заняться со мной сексом?
— Нет, — говорит он, и мое сердце сжимается от боли. Но он продолжает. — Я хочу заняться с тобой любовью. Это другое.
Мои руки все еще на нем, но не двигаются.
— Ох, — говорю я. — Но не сейчас?
Он качает головой и обхватывает мои
— Нет, не сейчас. Когда у нас будет все время мира. Большая постель. И уединение.
Я не хочу прекращать касаться его. Хочу увидеть его освобождение. Меня не заботит беспорядок или уединение. Мне нравится касаться его. Теперь я отчасти понимаю его слова об удовольствии от моего наслаждения.
— Тебе нравятся мои прикосновения? Они ощущаются хорошо? — спрашиваю я.
Хантер вздыхает и отпускает мою руку. Я тянусь к его мужеству, на этот раз чувствуя себя более уверенной. Его лицо уже ответило мне, но Хантер все равно кивает.
— Да, — говорит он. — Боже, да. Так хорошо. Мне так нравится. Я не хочу, чтобы ты останавливалась, но... Я больше не могу сдерживаться.
Продолжаю работать рукой, и его бедра дергаются. Наклонившись, шепчу Хантеру на ухо:
— Я хочу, чтобы ты почувствовал себя хорошо. Я не хочу останавливаться. Не хочу, чтобы ты сдерживался. Ты можешь расслабиться.
Знаю, я могу сделать еще кое-что. Прежде, чем у меня появляется возможность обдумать это, я склоняю голову к его мужеству. Он останавливает меня.
— Нет, Рания. Не так. — Что-то в его голосе говорит мне, что он серьезен, поэтому я снова ложусь на его плечо.
По его голосу я могу понять, что он, возможно, думал об этом, как и я. Но отталкиваю эти мысли. Я рада, что он не позволил мне сделать это. Тогда воскресли бы плохие воспоминания.
Целую его челюсть и пробую на вкус его пот, щетину, кожу. Опускаясь, я замедлила руку, поэтому сейчас ускоряюсь. Кулак сжат не сильно, кожа едва касается кожи. Поэтому я сжимаю кулак сильнее и медленно двигаюсь от вершины к основанию. Он дергается, поднимаясь и падая. Задыхается, откинув голову.
— Ох... о, Боже, я сейчас... — Он рычит сквозь зубы, потом замолкает и выгибает спину.
Сейчас.
Он затихает и максимально выгибается, его мужество дергается в моей руке. Из него жестко выстреливает густой поток вязкого белого семени, орошая торс и пупок. Я продолжаю двигать рукой, и его бедра подталкивают его мужество в мою ладонь. Еще один поток ложится на первый, семени теперь не так много и выстреливает оно не так далеко, а за ним следует третий, еще меньше, и тело Хантера опускается на кровать. Он задыхается, извиваясь.
— Пр... проклятье. — Запыхавшийся, раскрасневшийся и удивленный.
Я чувствую трепет чего-то могущественного, горячего и набухающего в каждой моей клеточке. Это довольство, счастье. Ему, как и мне, понравилось. Я сделала так, чтобы ему было хорошо, и теперь чувствую удовольствие от этого. Чувствую связь.
Он посмеивается низким рокотом в груди.
— Черт. Я испачкался.
Я смотрю на него, на густую реку белого семени на животе.
— Я уберу.
Иду в туалет неподалеку, мочу несколько бумажных полотенец и возвращаюсь в кровать.
— Я могу сделать это, — говорит Хантер, протягиваю руку к полотенцам.
— Нет, — говорю я. — Позволь мне. Пожалуйста.
Он убирает руки и смотрит, как я смываю семя с его плоти, складывая полотенца и протирая кожу до тех пор, пока он не станет чистым, а тонкие волоски внизу живота стали влажными и прилипли к его коже. Выбрасываю бумажные полотенца и снова ложусь рядом с Хантером. Он накрывает нас одеялом и прижимает меня к себе.
— Рания, это было...
Я целую его, и он замолкает.
— Это только начало.
ГЛАВА 15
ХАНТЕР
Все бумаги подписаны. Теперь она официально Рания Ли. Проклятье. Я женатик. С ума сойти.
Я официально аттестован и уволен, и теперь мы едем домой. Ну, обратно в Штаты. Я ей еще не говорил, что дома как такового у меня нет. Если бы речь шла только обо мне, я бы, наверно, переждал на диване в доме родителей Дерека, но сейчас это не вариант. Будет слишком много вопросов.
Дерек. Чертов Дерек зачислен на сверхурочную. Говорит, что хочет сержантом стать. Я мог бы надрать его задницу за то, что теперь мы разделены, но это, думаю, его выбор. Отстой. Впервые с проклятого второго курса мы с Дереком будем заниматься разными делами по отдельности. Я еду домой, чтобы устроить жизнь со своей женой, а он остается позади, в дерьме, под названием «Операция «Свобода Ирака». Может, дальше будет Афганистан, если верить слухам.
Мы на самолете, направляющемся на запад. Рания сидит рядом со мной, сжимая мою руку так сильно, что, думаю, она мне кости поломает. И я ее не осуждаю. Мы в эпицентре ужасного проклятого шторма, и самолет трясет, как разъяренного быка. Это первый полет у бедной девушки, и он оказывается самым жестким из всех, на которых я когда-либо бывал.
Мне нужно ее отвлечь.
— Эй, Рания. — Она, стиснув зубы и широко раскрыв глаза, поворачивается ко мне. — Когда мы поедем в Де Мойн, посмотрим там на дома. Будет неплохо, правда?
Она, кажется, в замешательстве.
— Посмотреть на дома? Что это значит?
— Это значит, что мы едем выбирать дом.
— Я думала, ты говорил, что мы идем домой.
Я пожимаю плечами.
— Я имел в виду город, в котором вырос, Де-Мойн. У меня нет своего собственного местечка. Я вступил в пехоту после старшей школы, поэтому своего дома у меня никогда не было.