Раненый зверь
Шрифт:
Лилиана раскрывает рот.
— Дядя Шейн всегда дает Томми пластиковую миску.
— Отлично. Спасибо за подсказку, — бурчу я.
Я останавливаюсь на мгновение. Мне нужно подумать, но я не могу мыслить при таком крике. Эти дети с ума меня сведут. «Первое: нужно успокоить его, чтобы он не плакал, вернее так не орал. Он хочет мороженое. Она сказала про пластиковую миску. Отлично».
Мороженое.
Пластиковая миска.
Я открываю шкаф и нахожу зеленую пластиковую миску. Показываю малышу миску, и он перестает плакать. Кладу пару ложек
— Он заболеет, — я уже догадываюсь кто это говорит.
— Нет, не заболеет, — огрызаюсь я.
— Ты на меня кричишь, дядя Дом? — ее нижняя губа начинает дрожать.
О нет, только не это.
— Нет, я даже не думал, — отрицаю я, навешивая на лицо фальшивую улыбку.
— Кричишь, — плачет она, сморщивая носик.
Бл*дь! Я направляюсь к ней.
— Это всего лишь шутка, милая. Я не кричал. Послушай, хочешь еще мороженого?
Она шмыгает носом и утвердительно кивает.
Я хватаю контейнер и кладу в ее миску четыре щедрые ложки. Я смотрю на нее, а она следит многозначительно за моей ложкой, замершей над ее миской.
— Еще? — недоверчиво спрашиваю я. Она однозначно великая королева драмы, утверждающая, что сахар вреден для детей.
Лилиана энергично кивает.
Я не верю своим глазам, поэтому кладу еще пару ложек.
— Благодарю, дядя Дом, — говорит она торжественно, и опускает свою ложку в мороженое. Пока они едят, я собираю осколки с пола. Мороженое быстро тает, но я успеваю убрать крупные куски бумажным полотенцем. Однако, понимаю, что мне придется отвести их в другую комнату, а самому вернуться и убрать этот беспорядок.
17.
Дом
Они поели, и я вытираю лицо, руки Томми, беру его на руки, и следующей за мной Лилианой, несу в другую спальню, которая сделана в веселых тонах, с двумя детскими кроватками. Должно быть они часто остаются у Шейна.
Я кладу Томми на спину на стол с прорезиненным ковриком на нем.
Лилиана брезгливо морщит нос.
— От Томми воняет.
— Еще бы, конечно, воняет.
Здесь лежит стопка памперсов, я беру один, раскрываю и кладу рядом. Расстегиваю липучки по бокам памперса Томми и открываю, оголяя его животик. Представший вид и жуткий запах дерьма, заставляет меня просто не дышать. Я имею в виду, серьезно не вдыхать воздух. У меня поднимается тошнота. Мне становится так плохо, что я моментально закрываю памперс, приклеивая липучки на место по бокам.
— Не похоже, чтобы ты поменял памперс, — говорит Лилиана.
— Знаю, — отвечаю я, отворачивая в сторону голову и делая глубокий вдох чистого воздуха. Я вытаскиваю телефон и набираю номер Эллы.
Она отвечает на третий звонок.
— Привет, красавица, — выдыхает я в трубку.
В данный момент я не чувствую никакого возбуждения.
— Как ты отнесешься, чтобы поменять очень вонючий памперс?
— Эм… вопрос с подвохом?
— Нет.
— А звучит именно так.
— Послушай, мне нужно поменять памперс, а я не могу преодолеть
Она начинает хихикать.
— Я сейчас буду. Где ты?
— У Шейна. Я пришлю смс-кой тебе его адрес.
Как только я вешаю трубку, телефон снова звонит. Это Лили. Ох, бл*дь!
— Привет, Лили, — слишком радостно отвечаю я.
— Привет, Дом. Шейн сообщил нам, что ты сидишь с детьми. Как дела? — спрашивает она спокойно, но я слышу нотки паники у нее в голосе.
— Хорошо.
— Да?
— Да, — уверенно отвечаю я.
— Э… могу я поговорить с дочерью, пожалуйста?
— Конечно, — отвечаю я, поглядывая на Лилиану, и прикладываю палец к своим губам, выражая тем самым что Лилиане не следует упоминать про мороженое.
Она заговорщически кивает. Я одобрительно улыбаюсь и подымаю большой палец, типа «Все Окэй!»
Она берет трубку, слушает мать, а потом говорит:
— Да, но дядя Дом накормил нас мороженым. Томми съел несколько ложек, а я не ела.
Я в полном шоке смотрю на маленькую лгунью. Какая наглая ложь! Она вешает на меня дерьмо, спасая свою шкуру. Даже я не врал в ее возрасте. Черт побери, ее живот до сих пор даже не успел еще переворить мороженое.
— И, мама, — она честными глазами смотрит на меня, прежде чем продолжить свой донос: — Памперс Томми наполнен какашками, но дядя Дом не знает, как менять памперс. Он кому-то позвонил, чтобы ему помогли. — Она молча слушает, затем отвечает: — Неа. Неа. Хорошо, мамочка. Я люблю тебя так сильно, сильно при сильно. — И маленькая лгунья протягивает мне телефон назад. — Мамочка хочет поговорить с тобой.
Уверен, конечно же черт побери, хочет со мной поговорить. Ты, крысеныш-лгунья. Я смотрю в ее честные ангельские глаза и вырываю у нее телефон.
— Привет, Лили.
— К тебе приедет Элла, Дом? — напряженно спрашивает Лили.
Чертовый ад. Она догадлива.
— Да, — признаюсь я.
— О! Хорошо… э… через сколько?
— Через пятнадцать минут максимум.
— Отлично. Мы приедем через час. Хорошо?
— Да, просто фантастически.
— Увидимся. О, и Дом… больше не давай моей дочери мороженое, — говорит она, и я улавливаю смех у нее в голосе.
— Ни капли, — говорю я, заканчивая вызов.
— Мама разозлилась на тебя, да? — невинно спрашивает меня Лилиана.
Невероятно, она еще интересуется.
— А как ты думаешь?! Ах ты, маленькая проказница, — отвечаю я, но телефон снова звонит. Я смотрю на экран — Лейла. У меня вырывается стон. Ну, теперь то что?
— Привет, Лейла.
— Дом, где находится мой сын сейчас?
Я поворачиваюсь назад, где оставил Томми, и к своему ужасу его там нет. Я чувствую панику, поскольку в квартире стоит жуткая тишина.
— О, черт, — восклицаю я.
Совершенно спокойным голосом Лейла говорит:
— Он на кухне, Дом, — я бегу в сторону кухни. Лейла права. Он сидит у миски с кошачьей едой. И… О! Черт побери! Он, бл*дь, ест кошачий корм, зачерпнув полную пригоршню в свою ручонку.