Ранние рассветы
Шрифт:
— С кем-то из парней, — отозвалась снизу Сабрина, планомерно перекладывая отсыревшие вещи из рюкзака на постель.
Девушек в группе было всего пятеро, и поэтому несчастной Ляле среди них достойной компании не находилось.
Договорить они не успели: в комнату ввалились две их соседки. Староста Тая тут же начала возмущаться, что Маша с Сабриной заняли самую ближнюю к окну кровать. Они с Венкой побросали рюкзаки в угол и развели бурную деятельность — им захотелось прибраться. Пока они искали веники и тряпки, Маша вспоминала что-то важное, что-то
— А! — она хлопнула себя по коленке. — Вспомнила. Спрашивала у Лайли с пятого курса. Она сказала, что на отлично эту практику ещё никто не сдавал.
Даже Тая перестала ворчать и выпустила из рук подушку, которую до этого пыталась взбить, поднимая в воздух тучу пыли.
— Правда? — скептически поинтересовалась Сабрина.
— Не знаю толком, — Маша сузила глаза, глядя на деревянные толстые балки, пытаясь прочесть чёрные римские цифры, выведенные на каждой. — Если вспомнить экзамен, то я ничуть не сомневаюсь, что так и будет.
Тая с силой швырнула подушку о стену.
Практику у штатной преподавательницы Института Обороны по кличке Горгулья считали самой сложной — по праву. Если до этого, с Денисом Вадимовичем они могли спать хоть до обеда, а ближе к вечеру найти малюсенькую энергетическую аномалию и выслушать пространную лекцию о ней, от Горгульи так просто было не отделаться.
— Глупость какая, — дёрнула плечом Сабрина. — Чего сложного — найти по карте пару мест и сфотографировать их?
— Ну не знаю, — протянула Маша, ворочаясь на комковатом матрасе. Так и не найдя удобного положения, она принялась сползать с кровати. — Схожу к парням.
Когда она выходила из комнаты, привычно пригибаясь, чтобы не стукнуться головой о дверной косяк, Тая с Венкой усаживались составлять список дежурств на следующую неделю, а Сабрина всё так же меланхолично перекладывала вещи, собирая сумку к завтрашнему походу.
Рауля, Ника и Мартимера Маша нашла за домом, где три бревна и одна шатающаяся лавочка образовывали ровный квадрат, в центре которого чернели остатки костра. Рассеянный листвой свет заходящего солнца ещё плясал на травинках, но к вечеру в лесу становилось прохладно, чем и пользовались комары. Едва успевая отмахиваться от лезущих прямо в лицо насекомых, Маша пробралась к ближнему бревну.
— Чего такие хмурые сидите?
— Да вот. — Ник оторвался он колоска, который разрывал на мелкие части. — Думаем, кому из нас идти с Лялей.
Приказ делиться на пары был вовсе не прихотью Горгульи. Так гласили правила полевой практики, так было заведено, что курсантов не отпускали в одиночестве расхаживать по этому участку заповедника, где энергетические аномалии встречались едва ли не чаще, чем маги в городе.
— Из всех нормальных людей ты одна умеешь с ней общаться, — хмыкнул Рауль. — Объясни, как ты это делаешь?
— Я умею? Вот уж не сказала бы. — Ещё обиженная за утренний розыгрыш, Маша поморщилась.
Комары грызли даже
— Наверное, придётся мне с ней пойти, — вздохнул Мартимер, когда Маша пришлёпнула у себя на шее сразу троих раскормившихся на курсантской крови насекомых. — Это же всего на семь дней…
Но по его тяжёлому вздоху стало понятно, что собственный аргумент вряд ли на него подействовал. Оглядывая задумчивые лица приятелей, Маша решилась на сложный шаг. Она растёрла между пальцами кровь, оставшуюся от комарья, и сказала:
— Ну, давайте я возьму Лялю на себя? Я, по крайней мере, знаю, чего от неё ожидать. Тогда кому-то из вас придётся идти с Сабриной.
Рауль поднял на неё взгляд и фыркнул.
— Не выдумывай. Ты всё-таки эээ… дама. Мы же не можем тебя так подставлять.
В стороне хлопнула дверь стационара, зашуршала под чьими-то ногами высокая трава. На тропинку, оглядываясь, выбежала Сабрина. Увидев Машу в компании парней, она поджала губы.
— Где ты ходишь? Тебя там Горгулья ищет, не может успокоиться. Пойдём.
Не дожидаясь ответа, она кивнула в сторону дверей — волосы, стянутые на затылке в хвост, тяжело качнулись — и сама пошла обратно, зябко потирая голые плечи. Маша поднялась с бревна и поняла вдруг, что совсем стемнело. Она едва различала тропинку среди травы. В прозрачном вечернем воздухе разносились крики ласточек.
— Разбирайтесь. — Маша махнула рукой. — Пойду. Спрошу, что ей от меня нужно.
Она нагнала Сабрину на крыльце. Она внимательно наблюдала за тем, как дежурные первокурсники готовят ужин — сегодня была их очередь. Оранжевые языки огня лизали закопченное дно кастрюли.
— Что случилось? — спросила Маша, взбежав по ступенькам на крыльцо.
Сабрина дёрнула плечом.
— Мне это не нравится.
Вместо объяснений она кивнула на распахнутую дверь: там, в полумраке коридора была ещё одна дверь, тоже деревянная, но плотно захлопнутая. За ней находились преподавательские комнаты — кабинет и спальня с печкой. Внутри Маша не бывала ещё никогда, но кое-что представляла по рассказам одногруппников и своим же случайным взглядам.
— Иди, она хотела тебя видеть.
От костра потянуло запахом каши, и Маша, сглатывая слюну и вспоминая, что последний раз ела в обед — несколько печений, выданных в качестве сухого пайка, пошла внутрь дома.
Дверь преподавательской тяжело поддалась, выпуская на коридорный пол лучик жёлтого света — на письменном столе горела высокая свечка. Горгулья, сидящая над бумагами, обернулась и прищурилась, рассматривая Машу.
— А, Орлова. Сколько уже можно тебя ждать! Входи. Дверь закрой за собой.
Маша аккуратно захлопнула дверь и шагнула ближе к столу, не решившись, впрочем, подойти совсем уж близко. Пламя свечки озаряло стену — брёвна с протыканным между ними утеплителем — и стол, заваленный бумагами. Маша различила список своей группы.