Ранний Азимов (Сборник рассказов)
Шрифт:
Мэдлин привела ее в полный восторг, и она тихонько шепнула Скэнлону, что он, оказывается, совсем неплохо разбирается в таких вопросах.
Затем с приближением раннего зимнего утра Бьюла вдруг обратилась к Мэдлин с просьбой:
— Не поможешь ли мне приготовить мужчинам еду?
— Мужчинам? — растерялась Мэдлин. — Значит, здесь есть еще кто-то, кроме мистера Скэнлона?
Бьюла, сразу поняв, что ее волнует, прибавила мягче:
— Не беспокойся, дорогая. Ему будет приятно узнать, что ты твини. Вот увидишь, он будет рад с тобой познакомиться.
Впрочем, слово «рад» ни в
— Как поживаете… Очень рад познакомиться, — вытаращив глаза, пробормотал Макс.
Роз и Бланш весело приветствовали его, но Мэдлин только на миг оторвала взгляд от тарелки.
Ужин прошел в полном молчании. Макс, весь день жаловавшийся на зверский голод, так и не дотронулся до еды, а Мэдлин рассеянно водила вилкой по тарелке. Скэнлон и Быола украдкой, с хитрецой поглядывали друг на друга.
После трапезы Скэнлон незаметно скрылся, справедливо решив, что такое дело лучше предоставить женщине. И когда Бьюла несколько часов спустя зашла к нему, он убедился, что поступил правильно.
— Лед сломан, — радостно сообщила она. — В данный момент они рассказывают друг другу о себе, и понимание между ними полное. Правда, они все еще друг друга побаиваются и сидят в противоположных углах, но это пройдет, и, думаю, довольно скоро.
— Славная пара, а, Бьюла?
— В жизни не видела лучшей. А Роз и Бланш — ангелочки. Я только что уложила их спать. — После некоторой паузы она продолжала: — Один-единственный раз ты был прав, а я ошиблась — это когда ты против моей воли привел к нам Макса… Но один такой случай стоит всех остальных. Ты достойный сын своей милой матушки, Джефферсон.
— Я хотел бы сделать счастливыми всех твини на земле. И это ведь совсем просто. Если бы с ними обращались как с людьми, а не как с потенциальными преступниками, если бы им позволили иметь свои дома и жить по своему вкусу…
— Ну а почему бы тебе этого не сделать?
Скэнлон серьезно посмотрел на нее.
— Я к тому и веду. — Голос его понизился до задумчивого шепота. — Подумать только. Город твини, их собственный город, со своими административными органами, своими школами, своими общественными предприятиями. Отдельный мирок внутри большого мира и такой, где каждый твини будет чувствовать себя человеком, а не ублюдком, на которого свысока смотрят все «чистокровные».
Он неторопливо набил свою трубку.
— Мир в неоплатном долгу перед одним-единственным твини… и я тоже в долгу перед ним. Я это сделаю. Я построю Твин-таун.
Эту ночь он провел без сна. Звезды совершили положенный им пуп», потускнели и наконец погасли. Небо стало сереть, настал рассвет, а Скэнлон все сидел неподвижно, думал, планировал.
С легким сердцем встретил Джефферсон свое восьмидесятилетие. Походка его утратила пружинистость, спина сгорбилась, но могучее здоровье не изменило ему, а под копной волос, теперь таких же белых, как у твини, сохранился по-прежнему живой ум.
Счастливый человек не старится, а последние сорок лег Скэнлон наблюдал за ростом Твин-тауна и был счастлив.
Сейчас он смотрел из своего окна на эту жемчужину с населением чуть
Стройные и прочные дома, широкие чистые улицы, парки, театры, школы, магазины — образцовый город, созданный коллективным трудом с приложением ума и таланта.
Он услышал, как отворилась дверь, и, не оборачиваясь, узнал легкие шаги.
— Ты, Мэдлин?
— Да, отец. — В Твин-тауне каждый житель называл его только так. — Макс и мистер Джонсон вернулись.
— Это хорошо. — Он ласково поглядел на нее. — Как вырос у нас на глазах Твин-таун.
Мэдлин со вздохом кивнула.
— Не вздыхай, дорогая. Мы прожили эти годы ж зря. Жаль только, что Бьюла не может порадоваться вместе с нами. — Он погрустнел, вспомнив старую экономку, умершую четверть века назад.
— Сегодня не надо печалиться, — теперь уже Мэдлин успокаивала его. — Вот и мистер Джонсон. Вспомните: сегодня сороковая годовщина города — день радости, а не печали.
Чарльз Б. Джонсон был, что называется, человеком практичным. Под этим подразумевались ум, дальновидность, относительное понимание научных проблем, но с непременным обращением этих положительных качеств только себе на пользу. А потому мистер Джонсон серьезно занялся политикой и первым был назначен в недавно созданный правительственный комитет по вопросам науки и техники.
И эту свою новую деятельность он начал с визита к величайшему ученому и изобретателю мира Джефферсону Скэнлону, который и ныне, в столь преклонном возрасте, не имел себе равных по количеству ежегодно предоставляемых в распоряжение правительства важных изобретений. Твин-таун явился для Джонсона в значительной мере сюрпризом. До сих пор в мире имелось лишь весьма смутное представление об этом городе, на него смотрели как на своего рода хобби старого изобретателя, как на безобидную эксцентричность. Сейчас Джонсону почудилось нечто зловещее в этом слишком хорошо исполненном проекте.
Однако, войдя в сопровождении Макса к Скэнлону, он сумел придать своему лицу выражение самой искренней доброжелательности.
— А, Джонсон, — приветствовал его Скэнлон, — вы уже вернулись. Ну что вы обо всем этом думаете?
— Это поразительно… Это просто чудо!
— Рад слышать, — с довольным смешком отозвался Скэнлон. — У нас тысяча сто пятьдесят четыре жителя, город растет с каждым днем. Вы видели, каких успехов мы достигли, но это ничто в сравнении с нашими планами, которые будут осуществляться и после моей смерти. Впрочем, кое-чего я хотел бы добиться при жизни, и вот тут мне нужна ваша помощь.
— Что же это такое? — осторожно осведомился секретарь комитета по вопросам науки и техники.
— Только одно: чтобы эти так долго унижаемые твини были уравнены в правах с землянами и марсианами — в правах политических, гражданских, экономических, общественных.
Джонсон заколебался.
— Эго будет затруднительно. Существует немало вполне понятных предрассудков, и пока мы не убедим жителей Земли, что твини заслуживают равенства… — Он с сомнением покачал головой.
— Заслуживают равенства?! — горячо воскликнул Скэнлон. — Да они заслуживают большего. Мои требования очень скромны.