Раны любви
Шрифт:
А Анельку в это время говорила Гродецкому:
— Ваш товарищ очень скромен. Это я люблю.
— Да, это — хорошее качество для мужа.
Анелька смеется дразнящим смехом.
— А вы своей развязностью ничего не возьмете.
— Когда вы выйдете замуж, — возьму.
— Посмотрим, — смеется Анелька, но глаза вспыхивают и обещают, и сулят, и уже авансируют ласку.
Гродецкий, как в огне, шепчет дрожащими устами.
— Но теперь, хоть один поцелуй… хоть один… В губы… в губы…
Анелька лукаво качает головой и грозит мизинцем.
— На
Панна Жозефина подходит, делает выразительный жест, который Анелька понимает и на который отвечает кокетливым скашиванием глаз: мешает Гродецкий.
Панна Жозефина немедленно уводит Гродецкого. И Анелька кивает головой Бореньке.
Боренька, чуть не сбив с ног панну Жозефину, подбегает к Анельке и со сладкой дрожью в сердце присаживается к ней.
Он смотрит ей прямо в голубые глаза, точно желает прочитать все тайны ее сердца. Он восторженно любуется ее алым румянцем и, забыв про все окружающее, смущенно говорит:
— Позвольте поцеловать вам руку?
Анелька протягивает ему мизинчик. Один только мизинчик. Остальные пальчики крепко пригнуты к ладони. И Боренька целует мизинчик, и ему кажется, что душа его наполняется безмерною и неведомою миру радостью.
Боренька сидит в тумане. Его сердце бешено стучит и в мозгу горит одна мысль:
— Поскорее, поскорее, поскорее!..
Он не отдавал себе отчета ни в чем. Не понимал этого захвата, в который он попал, не понимал силы магнита, который так властно его притянул и теперь не выпускает. Волна подхватила его. Разум будет темен до тех пор, пока не угомонится сердце от своего безумного припадка.
Он шепчет бессвязные слова Анельке о счастье. Лицо панночки разгорается все сильнее и сильнее. Губы, влажные и зовущие, делаются ближе. Вот-вот коснутся его воспаленных уст… Нет, это — мираж. Это — горячечный бред. Это — жажда поцелуя родит миражи.
Анелька щурит глазки, смеется, поддразнивает, поощряет. Вот она встала, как только что родившаяся богиня. Они пошли рядом. В полутемном коридоре Боренька ощутил близость ее горячего тела, Он с невероятной для себя смелостью, потянулся к ней, обнял мягко за талию, привлек к себе. На щеке — ожоги от ее горячего лица. Вот… вот… милые губы…
Но Анелька отстраняется и тихо говорит:
— Здесь нельзя… Увидят…
И Боренька смело ведет ее в свою комнату и здесь, как безумный, охватив цепкими объятиями, начинает целовать ей волосы, лоб, уста, все лицо.
И склоняется пред ней на колени.
— Анеля, я люблю вас. Будьте моей женой.
Анелька хохочет.
— Вот и не буду… За то, что вы без спросу целуете… Разве так можно?
— Радость моя солнечная…
— А любить меня будете?
Панна Жозефина впорхнула в комнату и остановилась в дверях. Между глазами обеих женщин пробежала телеграмма. Все было понятно. Панна Жозефина пошла разливать шампанское.
Хмельницкий протянул руку к бокалу. И сразу ему стало легче.
Тост за жениха и невесту, для него совершенно неожиданный, вывел его из равновесия, в котором он насильственно удерживал себя сегодня. И, когда он увидел сияющее лицо Бореньки, он прошептал:
— Дурак!
И, как всегда, любуясь личиком Анельки, ангелоподобным и пышущим жаждою ласки, он подумал:
— Слава Богу!
Уже второй год его сердце и мозг были заняты Анелькой. Второй год он то любил ее, то боялся ее, как воплощения всех земных ужасов. Вечно боролся с собой. Обуздывал себя и свое влечение к красивому молодому животному, искавшему упорно мужа среди учащейся молодежи. Инстинктом чуял он опасность для своего сердца сломаться на той авантюре, в которой честолюбивая, но необразованная девушка находила весь смысл своей жизни. И видел он в огоньках этих прекрасных глаз предостерегающий маяк, а не зовы страсти…
И уберегся. Не попал в силки. Остался в стороне. И несчастный Боренька теперь будет расхлебывать кашу.
Пили, еще и еще пили за здоровье жениха и невесты. Гродецкий нагло смотрел на губы Анельки, а она, поддразнивая его, не переставая, проводила по ним своим острым розовым язычком. Боренька видел это и как-то спокойно у него было на сердце. Она моя, — остальное все — чепуха и чушь…
— А все-таки, — совершенно неожиданно даже для себя проговорил громко Боренька, точно в раздумье, — это ужасно, когда узнаешь, что даже среди студентов есть шпионы.
Все смолкло: слишком поражены были все. Боренька воспаленными глазами смотрел на Гродецкого. Но тот собрал, по-видимому, все свои силы и спокойно отвечает ему спокойным взглядом.
— Неужели есть такие негодяи? — спрашивает Анелька.
— Есть, — отвечает Боренька твердо и опять упорно смотрит на Гродецкого.
— Отчего же вы, если знаете, не назовете их по имени?
— Придет время, назову. А пока только предупреждаю…
Хмельницкий, уже полупьяный, загрохотал басом:
— А ты, Борька, прямо скажи, в кого метишь?
— Да ни в кого. А просто говорю.
И, наклонившись к Анельке, он шепнул ей правду о Гродецком.
Ноздри Анельки расширились. Глаза засверкали. Она с нескрываемым любопытством взглянула на Гродецкого, и жадная улыбка, улыбка на все идущего любопытства, заиграла теперь на ее хищных, губах. Она повела змеиным язычком по губам и кивнула Гродецкому головой.
А Боренька спокойно продолжал говорить с панной Жозефиной. Он был счастлив. Ревность к Гродецкому исчезла окончательно. Он убил своего врага одним словом…
Разошлись под утро. Боренька пошел провожать Анельку, и все гости вышли на улицу веселой шумной толпой. Боренька крепко прижимал к себе Анельку, но она шалила, вырывалась, убегала от него и незаметно кокетничала с Гродецким и Хмельницким.
Прильнув к Хмельницкому плечом, точно на ходу, Анелька прошептала:
— А я думала, что вы меня больше любите…
Хмельницкий отодвинулся, вздрогнув.
— Что вы хотите этим сказать?
— А то, что я за вас охотнее пошла бы замуж… Как я вас любила…