Рапорт инспектора
Шрифт:
— Не припоминаю, чтобы я ее запугивал. Но что ж, придется поискать вашего доброжелателя. С вашего разрешения, я оставлю письмо у себя.
— Если это необходимо.
— Спасибо. — Мазин уложил листок в конверт. — Итак, вы никого не подозреваете?
— А кого мне прикажете подозревать?
— Приказывать вам я не собираюсь, да и не могу, хочу только посоветовать быть внимательнее. В те дни вы бывали в клубе в необычное время, днем.
— Да, так сложилось. Летом я брал срочную работу.
— Вы, кажется, отдыхали на море?
— Да. Но я вернулся раньше.
— Почему?
— Какое это имеет значение? Причина сугубо личная.
— Хорошо, хорошо, — не стал настаивать Мазин.
— О том, что я бывал в клубе днем, могли знать многие.
Здесь он был прав. Люди вроде Горбунова обычно имеют множество шапочных знакомств.
— Боюсь, вас избрали объектом какой-то неблаговидной игры. Письмо не мог прислать человек, вам неизвестный. Нелепо подозревать в этом наших сотрудников.
— Иного я от вас не ожидал, — сказал Горбунов недовольно.
Пока Мазин трудно объяснялся с многословным Горбуновым, у Трофимова возникла трудность обратного рода. Его собеседник, бывший приятель Крюкова по таксопарку, оказался человеком не в меру осторожным, замкнутым, из тех, из кого, как говорится; слова клещами не вытащишь.
— Парень как парень, — ответил он на вопрос, что представлял из себя покойный Крюков, и замолчал, сложив на столе свои большие шоферские руки с заживающими ссадинами и наколкой-инициалом, видимо, когда-то любимой девушки, потому что с собственным его именем буква не совпадала.
Сидели они в красном уголке под графиком, подводящим итоги соревнования, и сидели зря.
— Говорят, в последнее время Владимир озабоченный ходил? — пошел Трофимов в открытую, нарушая собственные принципы.
Намолчавшийся шофер счел возможным ответ на этот раз расширить, но в плане обобщения, мыслей о жизни:
— А кто сейчас не озабоченный? У одного с женой нелады, другому денег не хватает.
Короче, разговор выходил бесполезный, нужных сведений не приносил, и самолюбие Трофимова, обычно легко с людьми сходящегося, страдало — нашла коса на камень, попался мужчина-кремень, надо же!
— Вижу, ты, друг, сегодня не в настроении, — посетовал Трофимов.
— Я и завтра такой буду, — обнадежил шофер и уставился на большие часы на степе, давая понять, что врёмя идет, а план с него спрашивают.
За окном у проходной просигналила очередная отправляющаяся в рейс машина. Шофёр отвел взгляд от часов и вдруг оживился:
— «Волгу» видишь? Тот парень Володьку в последний день подвозил. Подсядь к нему, пока за ворота не выскочил. А меня отпусти. Знать ничего не знаю, а трепаться зря не люблю.
Трофимов принял почетный выход из трудного положения и через пару минут сидел уже в светлой машине с шашечками по борту.
— Куда поедем? — бойко спросил таксист, явно непохожий на молчаливого товарища.
— Прямо. Потолковать нужно.
— Это про Крюкова? — сразу смекнул разбитной водитель.
— Про него.
— Ясненько.
Новый знакомый Трофимова разговору обрадовался, оживился, прикурил одной рукой, не выпуская баранки, и отмахнулся от голосовавшего с тротуара мужчины:
— Прогуляешься, браток. Погода сегодня хорошая.
И посмотрел на Трофимова, довольный своим остроумием, хорошей погодой, новой чистой машиной и возможностью перекинуться парой важных слов с сотрудником уголовного розыска.
— Ты, значит, Крюкова подвозил?
— Пряменько к актерскому общежитию. У него там зазноба была.
— Откуда ехали?
— Да случайно вышло. Я с вокзала приезжих в поселок отвозил. Разворачиваюсь — человек сигналит. Давай, пожалуйста! Когда сел, вижу — Володька. Ну, привет — привет. Поехали.
— Как тебе его настроение показалась?
— Ни в дугу. Я еще пошутил: может, с артисткой познакомишь? Но он — молчок. Я тоже. Раз у парня забота, зачем нарушать? Правильно я говорю?
Утверждение было спорное, особенно, если вспоив нить, чем «забота» кончилась. Но спорить было поздновато.
— Так и доехали?
— Так уж.
— Крюков не просил подождать его у общежития?
— Нет, — ответил шофер, и это вполне совпадало с тем, что рассказала Мазину Белопольская. Крюков шел «выяснять отношения». А в таком деле разве угадаешь, насколько оно затянется?
— И ты его больше не видел?
— Видел — откликнулся водитель немедленно, чем не обрадовал, а насторожил немного Трофимова, профессионально опасавшегося слишком бойких свидетелей.
— Как так?
— Да пить мне захотелось. А напротив — «Соки-воды». Я и позволил себе виноградного стаканчик. Все-таки одного происхождения с вином. Ха-ха. Выхожу, смотрю, Володька уже из общежития выруливает. Наверно, не застал.
И это сходилось, но дотошный Трофимов переспросил.
— Не ошибаешься?
— Да я ему еще говорю: поедешь? А он рукой замахал. Ну, значит, ему виднее. А мое дело телячье. Правильно я говорю? — И не дожидаясь подтверждения своих умозаключений, которые, как видно, у него самого сомнений не вызывали, шофер сообщил Трофимову самое главное. — Значит, ему с тем мужичком покалякать требовалось.
— С каким мужичком?
— Крепенький такой, в болонье. Подошел к Володьке.
— Зачем? Ты его не знаешь?