Расчленение Кафки
Шрифт:
Для Ерофеева проблема смерти, без сомнения, является весьма актуальной. Практически все его произведения затрагивают эту тему: «Москва — Петушки» заканчивается гибелью главного героя, более раннее произведение «Благовествование» тем же, эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика» начинается с того, что автор намеревается покончить с собой, а драма «Вальпургиева ночь, или шаги Командора» завершается всеобщей смертью всех героев в результате отравления метанолом, выпитым по ошибке вместо этилового спирта. В «Записных книжках» Венедикта Ерофеева читаем: «Коллекционировать те способности, которые отличают человека ото всей фауны: 1) способность смеяться; 2) пить спиртные напитки; 3) совершать беспричинные поступки; 4) поступать наперекор своей выгоде; 5) решиться поднять на себя руки» [198] . Очень показательным кажется, как Ерофеев проговаривается о том, что для него «питье спиртных напитков», действия «наперекор своей выгоде» и наложение на себя рук стоят в одном ряду, а начинающая ряд «способность смеяться» над собственным медленным саморазрушением является, очевидно, бессознательной псих-защитой
198
Ерофеев В. Из записных книжек. С. 384.
Очевидно, для избавления от греха, для преодоления алкоголистических тенденций мало веры в Бога, необходимо также воцерковление, необходимо соблюдение обряда, живое общение в церкви с Богом посредством священника. Ерофеев же воспринимает Бога совершенно неканонически, он порой переходит от культа богочеловека к его антитезе — человекобожеству, отождествляя с этим человекобожеством самого себя. Галина Ерофеева свидетельствует: «Наверно, нельзя так говорить, но я думаю, что он подражал Христу» [199] . Сам Венедикт писал, сравнивая себя со Спасителем: «…все равно пригвожденность, ко кресту ли, к трактирной ли стойке…» [200] . Такая неканоническая трактовка Бога еще более патогенна, еще вреднее воздействует на душу, чем атеизм. Сошлемся на статью «Скрытые и явные алкогольно-наркоманические трагедии распада семьи в американской модели образа жизни XX века»: «Людей, колеблющихся между верой и неверием, Н. И. Моисеева называла самоверами. По ее данным именно этот тип отношения к религии наиболее чреват психическими реакциями с аутоагрессивными поступками и резистентностью к психотерапии» [201] . Ерофеев, казалось бы, веруя в Бога, был в действительности «самовером» и, естественно, не мог разрешить интрапсихический конфликт, прибегая к алкоголизации, как к непродуктивной и патологической психологической защите. Возможно, для человека, неспособного к настоящей вере, неспособного ко воцерковлению, путь к решению психических проблем и даже путь к Богу сможет открыть психоаналитически ориентированная психотерапия?
199
Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. С. 88.
200
Ерофеев В. Из записных книжек. С. 387.
201
Григорьев Г. И., Ершов С. А., Кузнецов О. Н. и др. Скрытые и явные алкогольно-наркоманические трагедии распада семьи в американской модели образа жизни XX века // Вестник психотерапии. 1999. № 6 (11). С. 22.
Итак, мы приходим к следующим выводам: во-первых, поэма Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» явно недооценена, за исключением единичных авторов, отечественной критикой, литературоведением и культурологией. Мы хотим повернуть культуру лицом к поэме. Во-вторых, поэма практически вообще незамечена российской психотерапевтической и психологической мыслью. Мы надеемся, что в XXI веке «Москва — Петушки» будет востребована, и ее изучение внесет вклад в понимание тех процессов, тех кризисных явлений, которые происходят в нашей стране. В-третьих, обратив свое внимание на поэму, мы попытались объяснить некоторые поведенческие особенности ее автора и героя с точки зрения христианской психотерапии и психоанализа. Согласно нашим интерпретациям, проблемы «Ерофеевых» (Венички и Венедикта) связаны, в частности, с отпадением от Церкви, а также с аутоагрессией и влечением к смерти. Интрапсихический конфликт они разрешают (точнее, отказываются от его реального разрешения) посредством хронической алкогольной интоксикации и регрессии, справляясь с чувством вины, вызванным алкоголизацией, с помощью рационализации и смеха.
Массовая психология и анализ сопротивления идентичности
Следуя старой структуралистской традиции выделять схожие структуры в различных системах, мы можем исследовать группу или массу как «чудище обло» — одну большую интегральную личность. Группе, так же как и индивидууму, присущи определенные структура и топика. Мы можем говорить о массовом сознании, массовом бессознательном, массовых Эго, Ид, Супер-Эго, идентичности и самости (self).
Согласно такому подходу, примененному еще Фрейдом [202] , я предлагаю рассмотреть бессознательное сопротивление идентичности в массовых (групповых) процессах, как аналогичное описанному Эриком Эриксоном сопротивлению идентичности пациента в ходе клинического персонального анализа. Чтобы не было путаницы, хочу уточнить, что группой я для краткости стану называть то, что в социальной психологии принято называть малой группой — относительно немногочисленную общность людей, находящихся между собой в непосредственном личном общении и взаимодействии. Термином же «масса» я, вслед за Ле Боном и Фрейдом в наших классических переводах, стану пользоваться, когда речь пойдет о большой группе.
202
Freud S. Group Psychology and the Analysis of Ego // S. Freud. Standard Edition. Vol. 18. London. 1955. P. 65–143.
Ныне аналитики различных школ независимо друг от друга приписывают сопротивлению и защитным процессам функцию саморегуляции и поддержания психического гомеостаза. Джозеф Сандлер подчинил принцип удовольствия принципу безопасности [203] . В психологии самости (self psychology) Хайнца Когута удовлетворение инстинктов подчинено самостно-объектным потребностям и носит вид защитный либо компенсаторный [204] .
В сопротивлении идентичности, изученном Э. Эриксоном, наиболее важным психическим регулятором является идентичность. Эриксон пишет: «Сопротивление идентичности в своей наиболее мягкой и самой обычной форме — это страх пациента, что аналитик в силу своей особой личности, своей биографии или философии может по неосторожности или намеренно разрушить слабую сердцевину идентичности пациента и вместо нее вложить свою собственную… В таких случаях анализанд может сопротивляться в течение всего курса анализа любому возможному посягательству ценностей аналитика на его идентичность… или пациент может вобрать в себя идентичность аналитика в большей степени, чем может переработать имеющимися у него средствами; или он может прекратить анализ, навсегда сохранив в себе ощущение, что аналитик не дал ему нечто важное, что он должен был дать… В случаях острой диффузии идентичности сопротивление идентичности становится центральной проблемой терапевтических отношений» [205] .
203
Сандлер Дж. Внутреннее чувство безопасности и его значение // Антология современного психоанализа. М., 2000. С. 336–342.
204
Когут Х. Восстановление самости. М., 2002. С. 17–18.
205
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. Цит. по: Томэ Х, Кэхеле Х. Современный психоанализ. М., 1996. Т. 1. С. 202.
В сопоставлении с фрейдовской классификацией сопротивление идентичности можно рассматривать как Эго-сопротивление, то есть источником его, исходя из структурной модели, является Эго. Сопротивление идентичности возникает, если существует угроза константности Эго и соотнесенности субъекта с определенной сексуальной, экзистенциальной и социальной ролью.
Наиболее рельефно сопротивление идентичности выступает при анализе пациентов с проблемами полоролевой идентификации и нарциссических, доэдипальных пациентов. Почти всегда оно формируется при работе с подростками: согласно эриксоновской концепции эпигенеза идентичности, в подростковом возрасте решается задача интеграции разнообразных социальных ролей в зрелую идентичность. Я не стану приводить примеры случаев из клинической практики в качестве иллюстрации, но сразу обращусь к анализу сопротивлений идентичности в массовых процессах.
Следует оговориться, что проблема применимости терминов «сопротивление», «перенос» и «контрперенос» вне рамок клинического психоанализа обсуждается уже давно. Свои аргументы в пользу такого использования этих понятий я уже приводил в книге, посвященной психоанализу педагогического процесса [206] , и не стану их повторять. В качестве дополнительного обоснования своего мнения укажу лишь на то, что большинство психоаналитиков, даже концептуально не согласных со мной, в быту трактуют эти термины весьма широко, выводя их далеко за рамки терапевтической ситуации. Так, можно часто услышать из их уст, что необходимость какого-либо действия с их стороны или какое-либо внешнее воздействие вызывает у них сопротивление. То есть внутренне они готовы принять эту точку зрения, хотя в рамках научной дискуссии придерживаются противоположного мнения. Вероятно, использование своего эксклюзивного языка позволяет им укрепить собственную корпоративную идентичность практикующих специалистов.
206
Благовещенский К А. Учитель и ученик: между Эросом и Танатосом. Психоанализ педагогического процесса. СПб., 2000. С. 124–125.
Таким образом, если признать, что психоаналитическая ситуация не обладает магическими свойствами, следует согласиться и с тем, что она не порождает таинственным способом каких-то особых, отличных от обыденной жизни психических процессов, а лишь вносит в них свою специфику. И тогда можно дать сопротивлению такое общее определение: сопротивление — это универсальный бессознательный психический процесс, проявляющийся в противодействии индивида или группы какому-либо воздействию или необходимости действовать, возникающий вопреки сознательным установкам и пользующийся бессознательными защитными механизмами.
Причины, вызывающие сопротивления, могут быть разными, но все они гнездятся в бессознательном. И все сопротивления имеют одну общую родовую черту: они иррациональны и являются первичными процессами во фрейдовском понимании, т. е. управляются принципом удовольствия-неудовольствия, но не принципом реальности.
В качестве примера группового сопротивления идентичности я позволю себе привести педагогическую ситуацию. О сопротивлениях в педагогическом процессе я писал уже не раз, и сейчас лишь разовью эту тему.