Раскаявшийся муж
Шрифт:
— А еще она обожает мороженое, — Брайс скривился, словно вспомнил, что очень неприятное.
— Похоже, ты узнал еще одно ее любимое занятие?
— Если ты о рисовании пальцем, то да.
Бронвин рассмеялась.
— Мороженное, особенно шоколадное, ее любимая краска, — торжественно заявила она.
— Я думал Селеста уволиться, после того как Кайла разрисовала стены кухни, но у нее, кажется, терпение святой.
— Надеюсь, ты поругал Кайлу за эти художества?
Когда Брайс покачал головой, она нахмурилась.
— Она проверяет тебя. Кайла
— Я не знаю, как ее ругать, — тихо сказал Брайс. — У меня мало опыта… И я хочу, чтобы она меня любила. — Судя по болезненной гримасе, ему нелегко было это признать.
Бронвин прикусила губу. Ей не очень-то хотелось помогать Брайсу, но она понимала, что это в интересах их дочери.
— Гарантирую, — неохотно начала она, — что Кайла тебя уже любит. Ей не понравится, если ты повысишь на нее голос, она даже может заплакать, но она справится. Ты теперь такой же авторитет для нее, как и я. Она должна к этому привыкнуть. Мы должны научить ее, что хорошо, а что плохо, а если не научим, то она превратиться в избалованную капризулю.
Брайс внимательно следил за ее губами, поэтому она произносила слова медленно и четко.
— Думаю, в этом есть смысл, — ответил он. — Я постараюсь быть менее снисходительным. Но для меня такая радость дарить ей подарки и баловать.
— Понимаю. Скоро это закончится, как только новизна поблекнет и Кайла отвратительно себя поведет.
— Маловероятно, что она будет настолько плохой. — Брайс усмехнулся, но потом добавил абсолютно серьезно: — Ты хорошо ее воспитываешь.
— Э-э… — Бронвин не ожидала комплимента, но он ей польстил, — спасибо.
Разгадать чувства Брайса она не могла, а значит не могла и доверять шаткому перемирию, которое казалось воцарилось между ними. Она наклонила голову и сосредоточилась на еде.
Повар приготовил на обед вкуснейшее хрустящее филе хека, молодой картофель с душистыми травами и овощи на пару. Овощи и рыба в пластиковой тарелке Калы были аккуратно нарезаны на кусочки. Малышка сжимала их в кулачке и подносила ко рту.
Брайс тихо простонал.
Кайла подцепила кусок рыбы грязными пальцами и протянула Бронвин.
— Вкусно… мама, на.
— У меня есть своя еда. Видишь? — одна подняла вилку с кусочком картошки.
Кайла бросила рыбу в тарелку, схватила пластиковую ложку и попыталась скопировать мать, а когда у нее не получилось — рыба все время падала в тарелку, — отшвырнула ложку и принялась есть руками.
Бронвин подняла ложку и вложила в руку дочки.
— Ешь ложкой, Микайла, — твердо сказала она.
Малышка потрясла головой.
— Нет, мама!
Ложка покатилась по пластмассовому подносу стульчика во второй раз.
— Кайла, я больше не буду повторять, — предупредила Бронвин, снова вложила
Кайла обижено засопела, но держала ложку, однако упрямства ей было не занимать, и теперь она просто гоняла еду по тарелке. Бронвин проигнорировала это и убрала руку, тогда Кайла принялась доставать ложкой еду из тарелки и складывала в кучки на подносе.
Бронвин вздохнула. Достав из упаковки, которую Селеста предусмотрительно оставила на столе, влажную салфетку, она вытерла лицо и руки Кайлы, потом подняла извивающуюся дочку со стульчика и усадила к себе на колени. Придвинув ближе пластиковую тарелку с ложкой, она решительно начала кормить протестующую малышку.
— Нет, мама, нет! — всхлипывала Кайла, пытаясь улизнуть. — Не хочу! Не буду!
Бронвин понимала, что истерика не за горами.
— Кайла, ты должна поесть, — строго произнесла она, однако знала, что долго этой борьбы не выдержит.
Она поднесла ложку ко рту Кайлы, но та плотно сжала губы и отвернулась.
— Микайла! — необычно громко сказал Брайс.
Они обе замерли от неожиданности, и Кайла широко распахнутыми глазами посмотрела на сурового отца.
— Слушайся маму, — уже тише добавил он.
Малышка послушно открыла рот, не сводя глаз с отца. Она съела все до последнего кусочка и попросила ее опустить. Бронвин помогла ей слезть, а затем с улыбкой смотрела, как дочка подошла к отцу, вскарабкалась к нему на колени, прижалась к груди, засунула большой пальчик себе в рот и закрыла глаза.
Брайс был явно растроган и смущен этим. Он обнял дочку и испуганно посмотрел на Бронвин.
— Она всегда капризничает, когда устала, — сказала она, наблюдая, как веки Кайлы все больше тяжелеют и она засыпает.
— Я не решаюсь повышать на нее голос, — признался Брайс. — Мне трудно судить, насколько громко это будет. Я не хочу ее пугать. Иногда я боюсь, что… — Он опустил голову и поглядел на спящую дочку.
Бронвин надеялась, что он закончит — казалось, что он собирается сказать, что очень личное, — однако Брайс молчал, поэтому ей оставалось только гадать, отчего в его голосе слышалось столько неуверенности.
— Брон, — наконец произнес он, не отрывая взгляда от Кайлы, — насчет прошлой ночи…
Бронвин напряглась.
— Я просто… Я не имел в виду… — Он опять замолчал.
Эти паузы стали действовать ей на нервы.
— Слушай, Брайс!
Он поднял на нее взгляд.
— Я знаю, как сильно ты меня ненавидишь, и я даже могу это понять: если ты веришь, что я хладнокровно бросила тебя раненого, то, безусловно, не заслуживаю прощения.
— Ты…
— И я не больше не собираюсь защищаться от твоих обвинений, — решительно сказала она, перебивая Брайса, — потому что это бессмысленно. Ты так долго меня ненавидел, что вряд ли когда-нибудь изменишь мнение. Но ради Кайлы я прошу не демонстрировать свое презрение. Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, и я даже смогу жить с этим теперь, когда знаю, что ты никогда меня не любил. Просто постарайся сдерживаться при дочери.