Раскинулось море широко
Шрифт:
„Здорово, братишка!“ – Пошёл бы ты в жопу!
„Следи за базаром, а то писану!
Откуда обапол?“ – А хули ты, опер?
Дровишки на зону везу пахану.
Пахать западло для козырного зэка…
„А что за пахан и какая семья?“
– Семья-то большая, да два человека -
Лишь мы с паханом – на кодляк бакланья.
„Как, брат, погоняло?“
– Да Влас мне кликуха.
„А кой ты тут годик?“ – Шестой разменял…
Пшла, падла! – заехал кобыле
Добавил пинка и без горя слинял.»
«Хорошие стихи… сама написала?»
«Да нет, что ты – Фима Жиганец, из ростовского филиала… но да, стихи прямо в тему. Скоро уж Владик – и вместо уютного твиндека будет нам сначала пересылка, а потом и этап… и хорошо, ежели на колесуху! Там можно в конторе пристроиться, уборщицей, к примеру… А то загонят на лесоповал – и будешь в одну репу всю бригаду обслуживать, всю ночь… полярную!»
«М-да… не хотелось бы…»
«Знамо дело! Замнут нахрен. Так что вот что я думаю, Катя…»
…«Святой отче, исповедуйте меня!»
«Ты что, Раб Божий, обшитый кожей, помирать вздумал?»
«Нет, мысли у меня, чёрные…»
«Мысль – не грех, сие есть всего лишь праздное мечтание…»
«Батюшка, я человека готов жизни лишить, лишь бы её с каторги спасти…»
«Не один ты, не один… и другие согрешить готовы, прости меня Господь и помилуй…»
… Преодолевая сплошные, куда не кинешь взгляд, поля битого льда, обледеневшие, с палубами, засыпанными свежевыпавшим снежком, корабли Камимуры приближались к Владивостоку… Пора было отомстить за зверства русского крейсера в проливе Цугару!
Газета «Новый Край», Порт-Артур.
«ВЛАДИВОСТОК, 22-го февраля. (Соб. кор.). 22-го февраля в час двадцать пять минут дня, 5 неприятельских броненосцев и два крейсера подошли от острова Аскольд и, выстроившись в боевой порядок, открыли беглый частый огонь из дальнобойных орудий на расстоянии около 8 верст от берега. Фортам и батареям повреждений не нанесено. Всего выпущено неприятелем до 200 снарядов. Бомбардировка продолжалась 55 минут. Ровно в 2 часа 20 минут огонь прекратился и неприятель отошел по направлению к Аскольду. Одновременно появились близ Аскольда 2 миноносца и 2 близ мыса Майделя. Нападение следует считать безрезультатным. Городское население оставалось все время совершенно спокойным.
ВЛАДИВОСТОК, 23 февраля. Подробности вчерашней бомбардировки. Серьезных повреждений никаких нет, а лишь снарядом 12-и дюймового орудия пробит деревянный домик мастера Кондакова. Снаряд вошел через крышу и вышел через противоположную стену на двор, при чем в самом доме убил жену Кондакова, беременную, мать четверых детей.
В Гнилом углу снаряд пробил, тоже не разорвавшись, дом полковника Жукова, прошел через спальню, разрушил на пути печь и вещи, пробил противоположную стену и разорвался близ денежного ящика. Часовой при ящике, осыпанный землей и снегом, от взрыва не дрогнул, а только крикнул разводящего, чтобы вынести знамя, которое тотчас же вынесла супруга полкового
Пожаров нигде не было.
Наконец на дворе казармы Сибирского флотского экипажа разорвался снаряд, ранивший легко пять матросов.
Более ни убитых, ни раненых нет. Убытков также нет.
Причина полного молчания наших батарей, кроме малой вероятности попадания в виду дальности расстояния, еще нежелание преждевременно обнаружить их местоположение.
Подъем духа в городе и среди войск необычайный.»
Напрасно Камимура до боли вжимал в глазницу медь подзорной, английского производства, трубы… Обещанных сигнальных дымов у мест расположения русских батарей не было!
Как не встретилось ни одного разведочного судна, посланного орденом Чёрного Дракона к русским берегам. Море точно вымерло!
Не смея в таких условиях рисковать кораблями, скрепя сердце, Камимура отступил…
… Объявление обер-полицмейстера в газете «Владивостокъ»: «По невозможности загонять и содержать при полицейском управлении бродячих свиней, таковые будут забираться и уничтожаться».
«И-и-и-ии…» – истошный визг изловленной городовым Гуляйбабой хавроньи пресёкся самым жестоким образом.
Как тигр в зверинце (только что не хлеща себя от ярости хвостом по высоким, лаковым сапогам), полицмейстер прошёлся по кабинету из угла в угол…
Шкуркин и Семёнов, вытянувшись во фрунт, ели начальство глазами…
Резко остановившись, полицмейстер потряс перед носом у товарищей смятой бумагой: «Эт-та что такое? В Ваньку Каина поиграть решили?! Видоков развели?!
Как Вы посмели – привлечь к борьбе с японскими пиратами – пиратов китайских?
Устроили погром! Молчать! Я лучше знаю! Теперь весь мир, вся либеральная пресса только и будет говорить о том, что русская полиция покровительствует хунхузам…»
Семёнов поднёс палец к губам: «Ваше Высокоблагородие! Тс-с-с… Тихо!»
Полицмейстер удивлённо прислушался… за окном действительно стояла мёртвая тишина…
«Слышите? А не проведи мы… акцию… то после визита япошек тут стоял бы сплошной бабий вой… потому что японские шпионы устроили бы свою резню… да! Мы прижгли калёным железом! Но мы прижгли калёным железом моровую язву!»
«А Вы вообще помолчите! Моррряк… что Вы понимаете в наших полицейских делах… Господи! Думал, пришлют приличного офицера…»
У Семёнова стали угрожающе раздуваться усы…
«Нет, Вы не подумайте плохого… просто в нашем деле – Вы, извините, не компетентны… а Вас, господин Шкуркин… да я Вас… да Вы мне… молчать, когда с Вами разговаривают!»
Шкуркин совершенно равнодушно:«Извольте… в отставку? Считайте, что моё прошение, Ваше Высокоблагородие, уже у Вас на столе…»
И развернувшись, слепо пошёл к выходу…
… Семёнов догнал его уже во дворе.
«Куда же мы теперь, Павел?»
«А… куда-нибудь… вон, к дядюшке Чжэню в аптеку… кстати, Владимир, у Вас ведь почки больные? Давайте, он Вас заодно подлечит…»