Раскинулось море широко
Шрифт:
«Решительный» прорвался, на «Стерегущем» же, как оказалось, вероятно от неприятельского снаряда или осколка, взорвалась мина в одном из кормовых аппаратов. Корма потерпела страшное разрушение. Японцы, бросив преследование «Решительного», всею силою обрушились на «Стерегущего». Некоторое время они его раcстреливали, а затем взяли на буксир и повели на юг, но он затонул.
«Стерегущий» погиб, но зато в бою с первым отрядом погиб японский миноносец. Не было победы, но не было и поражения.
Конечно можно было жалеть, даже досадовать, что наши миноносцы
Как только сигнальная станция Золотой горы донесла, что в море идет бой между нашими и японскими миноносцами, для прикрытия их вышли из гавани «Аскольд» и «Новик». «Новик» – впереди.
Неужели адмирал сам, лично, отправился в эту «авантюру»? – вопрос, живо всех интересовавший и вполне естественный.
Офицеры, собравшиеся на мостике, усиленно протирали стекла биноклей, напрягали зрение. На «Аскольде» не было флага командующего…
– «Ну, понятно! Нельзя ж так рисковать… На легком крейсере… Мало ли что»… – говорили некоторые…
– «На „Новике“! Флаг – на „Новике“!» – вдруг, словно захлебываясь от азарта, закричал сигнальщик.
Все кругом разом всколыхнулось. Команда, бросив завтрак, кинулась к бортам. Офицеры вырывали друг у друга бинокли из рук… Сомнения не было! На мачте «Новика», этого игрушечного крейсера, смело мчавшегося на выручку одинокому миноносцу, развевался флаг командующего флотом!
Смутный говор пробегал по рядам команды. Офицеры переглядывались с каким-то не то радостным, не то недоумевающим видом…
– «Не утерпел!… Не дождался „Аскольда“ – пересел на „Новик!“ Черт возьми!… Это уж чересчур!…»
Но это было не «чересчур», а именно то, что требовалось. Это были похороны старого лозунга «не рисковать» и замена его чем-то совсем новым…
Схватка миноносцев происходила милях в 10 к югу от Порт-Артура. «Новик» и «Аскольд», как ни спешили, не могли подойти во время. «Стерегущий» уже был затоплен, а бросившись преследовать японские миноносцы, они встретились со всей неприятельской эскадрой, шедшей к Порт-Артуру. Пришлось уходить. По счастью скорость обоих этих крейсеров не только числилась по справочной книжке, но существовала и в действительности. Ни броненосцы, ни броненосные крейсера японцев не могли за ними угнаться, и лишь четыре «собачки» пытались некоторое время, более или менее успешно, преследовать отступающих.
С тревогой в сердце прислушивались мы к глухим раскатам выстрелов, доносившимся с моря…
«Новик» и «Аскольд» возвратились благополучно.
Но
Это было больше, чем какая-нибудь победа, случайная удача в бою, – это было завоевание. Отныне адмирал мог смело говорить: «моя» эскадра! Отныне все эти люди принадлежали ему и душой, и телом.
Несомненно, что эпизод, только что рассказанный мною, произвел огромное впечатление на массы и, если не создал, то во всяком случае много способствовал созданию того великолепного спокойствия, почти бравады, с которыми эскадра встретила разыгравшуюся в тот же день бомбардировку.
А положение было не из веселых!
Японская эскадра, перед которой вынуждены были отступить «Новик» и «Аскольд», казалось, поначалу, прошла мимо, направляясь на запад, и скоро скрылась за горой Ляотешана.
Против входа, вне дальности крепостных орудий остался только один крейсер, державшийся почти на месте. Но вот в начале 10 часа утра, между судами, стоявшими в Западном бассейне, внезапно поднялся гигантский водяной столб, и резкий звук, непохожий ни на выстрел, ни на взрыв мины, заставил всех бросить повседневные работы и тревожно оглянуться. Еще и еще…
Скоро выяснилось, что это через Ляотешан ведут перекидной огонь японские броненосцы, крейсирующие от нас в дистанции 8 – 9 миль. Ни одно из крепостных орудий не могло воспрепятствовать им мирно предаваться этому занятию. Очевидно, до войны самая идея о возможности такой стрельбы признавалась недопустимой как в морском, так и в военном ведомстве. Иначе на берегу несомненно были бы построены соответственные батареи, а на эскадре существовала бы соответственная организация.
Адмирал Макаров во время самой бомбардировки приказал немедленно же приступить к ее разработке, но конечно это сложное дело – разбивка всего окружающего пространства на квадраты, выбор вспомогательных точек прицеливания, устройство наблюдательных станций и создание системы условной сигнализации – не могло быть выполнено в несколько часов. Для этого потребовалось несколько дней, и невольно напрашивался досадный вопрос: что же думали до войны?
Замечательно, как повторяется история. В турецкую кампанию к ружьям нашей пехоты приспособляли, собственными средствами изготовленные, деревянные прицелы для стрельбы на дальние дистанции, прошло 25 лет, и вот – мы вынуждены, тоже своими средствами, наносить деления на прицелы наших пушек для стрельбы на дистанции, признававшиеся чрезмерными. К тому же на иных судах организация такой стрельбы оказалась вовсе невозможной, потому что самые орудийные станки не были рассчитаны на «чрезмерные» углы возвышения!