Расколотое королевство
Шрифт:
— Это не поможет. Разве не понимаешь? Король не собирается платить датчанам ни пенса, чтобы они гребли отсюда. Он не захочет торговаться, он даже не отправит послов на переговоры. — Мой гнев рос, и я уже не мог остановиться. — Он хочет только втоптать их трупы в землю, и ему все равно, сколько крови при этом будет пролито. Если он не хочет даже словом перемолвиться с противником, думаешь, он согласится отдать серебро за жизни Гилберта де Ганда, его любовницы и лорда Роберта с родственниками?
Уэйс не ответил. Он знал, что я был прав. Отец лорда Роберта уже во второй раз за последние несколько лет навлек на себя немилость короля. При
Я не мог этого допустить. Нельзя было рисковать жизнью моего лорда и его семьи в ожидании, что король образумится. Дому Мале я был обязан своей славой, землей и в некоторой степени жизнью. Много месяцев назад я принес торжественную клятву не только Роберту, но и его сестре.
Беатрис. Несмотря на все наши разногласия, я все же любил ее когда-то, или думал, что любил. Я уже потерял Освинн и Леофрун, и решил любой ценой не допустить новой смерти.
— И что ты предлагаешь нам делать? — устало спросил Уэйс.
И я рассказал ему.
— Это безумие, — заявил Эдо, когда мы вернулись, и Уэйс посвятил его в мой план. — Ты с ума сошел?
— Я принял решение, — ответил я. — И сделаю это либо с вашей помощью, либо без нее.
Эдо издал нечто среднее между смехом и стоном.
— И с какой армией ты собираешься это совершить?
— С теми, кто захочет присоединиться ко мне.
Желающих найдется мало, и мы оба это знали. И все же на обратном пути в лагерь у меня было достаточно времени обдумать мой план, и я понимал, что выбора у меня нет. Располагай я серебром или другими ценностями, люди бы нашлись. Но у меня ничего не было.
— Это самая большая глупость, что я слышал от тебя за всю жизнь, — сказал Уэйс, почесывая шрам под глазом, что он делал только при очень сильном расстройстве.
Он никогда не был самым осторожным и рассудительным из нас, и я не ожидал встретить такой отпор с его стороны.
— Вправь ему мозги, Эдо.
— Если он не врет, — Эдо указал на Рунстана, который сидел чуть в стороне под присмотром Эдды, — то в Беферлике нас ждут Эдгар и Свен с тысячей воинов. Там целая армия ополченцев и хускерлов, лучников и копейщиков, которые, не задумываясь, прихлопнут нас, как только узнают. А они нас обязательно узнают, даже не сомневайся.
— Послушай нас, — сказал Уэйс, он не часто терял самообладание, но даже в свете костра я видел, как покраснело его лицо. — Мы не меньше тебя хотим увидеть Роберта живым. Но ты не можешь вот так просто войти во вражескую крепость, а потом выйти из нее живым и здоровым. Ты угробишь всех своих людей, и себя самого за компанию.
Я стиснул зубы и отвернулся. Мой взгляд обратился к костру, где сидел мой небольшой отряд, вернее к Кевлину, Дэйрику и Одгару. Пересмеиваясь между собой они по очереди швыряли мелкие камешки в сторону пузатого барона, который сидел, ничего не замечая, у другого костра шагах в сорока от нас. К счастью их цель находилась достаточно далеко, и камешки бесследно исчезали в темноте, иначе мне пришлось бы вмешаться. Мне только не хватало сейчас ввязаться в очередную ссору и нажить себе еще одного врага, как будто у меня их и так было недостаточно.
— Ты не можешь взять их с собой, — произнес Уэйс, прочитав мои мысли. — Они всего лишь молокососы и глупые щенки. Хотя они и пойдут за тобой, потому что ты их господин и они не знают, во что ввязываются.
— Они доверяют тебе, — добавил Эдо, — но это доверие обернется для них гибелью, если ты потащишь их за собой.
— Знаю, — сказал я, поворачиваясь к ним. — Они останутся здесь.
Со мной пойдут Эдда, Понс и Серло, и я постараюсь уговорить Галфрида. Кого еще я мог взять с собой, кроме этих четырех? Пятерых человек было маловато для осуществления моего замысла, и я еще не был уверен, что наш набег будет удачным. Конечно, мы возьмем с собой Рунстана, чтобы он показал нам дорогу через болота и леса, но я не мог доверять ему и не сомневался, что он предаст нас своим соотечественникам при первой же возможности.
Это предприятие было более опасным и безрассудным, чем все наши прежние приключения, но я не видел другого решения. Даже если этот путь вел нас к поражению и смерти, я должен был пройти его до конца. Тем не менее, я надеялся на лучшее.
— Скажите мне, что еще я должен делать? — спросил я.
Уэйс взглянул на Эдо, и они дружно пожали плечами. Таков был их ответ.
Я уже стаскивал с себя кольчугу, взятую с поля боя при Стаффорде. Если нам нужно незаметно для противника пройти через болота и войти во вражеский лагерь, нужно будет идти как можно тише. Звон кольчуги слышен на расстоянии, и, кроме того, она слишком громоздкая и тяжелая. Если человек в кольчуге потеряет равновесие и упадет в воду, она сразу же утянет его на дно. Вместо нее я надел одну их валлийских кожаных курток с железными заклепками и затянул ремни так, чтобы она сидела на мне должным образом; потом застегнул на поясе пряжку ремня и проверил, легко ли выходит меч из ножен.
— Вы пойдете со мной? — спросил я друзей. — Я спрашиваю вас в последний раз.
Холодные глаза Уэйса встретились с моими. Эдо пристально посмотрел на меня и виртуозно выругался. Это было похоже на прощание. Наше братство, выкованное в сражениях, теперь распалось. С этой развилки наши пути разойдутся, и, скорее всего, навсегда.
И я пойду в Беферлик один.
— Наверное, я дурак еще похлеще тебя, — сказал Эдо, качая головой. — Иначе я бы даже и думать об этом не стал.
— Эдо, — в голосе Уэйса звучало предупреждение, как будто он уже чувствовал, что сейчас произойдет.
— Он не может встретиться с врагом в одиночку. Отпустить его вот так будет то же самое, что убить собственными руками.
— Пусть умирает, если хочет. Какой смысл расставаться с жизнью, если дело заранее обречено на провал?
— Потому что это честное дело. Если мы не сделаем совсем ничего и дадим лорду Роберту умереть, то навсегда будем носить клеймо клятвопреступников и врагов Господа нашего. И все только ради того, чтобы спасти собственные шкуры.
— А если мы вернемся с живыми Мале, — добавил я, — мы будем знать, что смогли бросить вызов Этлингу и датчанам, чтобы выполнить свой долг даже с риском для жизни. Мы можем сделать то, что другие почитают невозможным.